Ему предложили спрятаться в яме, откуда брали песок. Он колебался:
— Какая судьба — отправиться живым под землю!
Император походил на актера, играющего роль и обращающегося к народу, рукоплескавшему ему в амфитеатрах.
— С тем, у кого когда-то была бесчисленная свита, остались лишь трое вольноотпущенников! — добавил он.
Но возможно, что и Фаон его предал.
Настали последние часы императора. Нерон плакал, закатывал глаза, стонал, и вдруг сказал серьезно, глядя в могилу, которую велел выкопать:
— Какой великий артист погибает!
Он отвернулся, вытащил из-за пояса два кинжала, попробовал острие каждого и поспешно спрятал.
— Час, назначенный судьбой, еще не пробил, — сказал он.
Он жаловался, что не осталось никого, кто мог бы укрепить его в желании умереть. Плакал, просил Спора начать стенания. Сказал, что хочет, чтобы его тело сожгли, ведь тогда его голова не подвергнется надругательствам. Ему хотелось убежать, он ломал в отчаянии руки, наконец, тяжело опустился на колени и сказал:
— Мое поведение гнусно, отвратительно, бесчестно. Это недостойно Нерона, да, недостойно! В подобные минуты нужно сохранять хладнокровие. Ну же, Нерон, мужайся!
Кормилицы и Акта подошли к нему.
Они сообщили, что преторианцы уже в пути, с приказом привести его живым, чтобы казнить по древнему обычаю.
— Мое тело должно быть сожжено, — повторил он.
Уже было слышно, как всадники проникли в сад.
Нерон прочитал стих из «Илиады»: «Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает» — и вонзил кинжал себе в горло, но так неудачно, так медленно, что Эпафродиту пришлось нажать на клинок со всей силы.
Хлынула кровь. Нерон еще дышал, когда ворвавшийся на виллу центурион попытался заткнуть рану плащом и остановить кровь. Он хотел убедить императора в том, что пришел спасти его.
— Слишком поздно, — сказал Нерон.
И добавил, испуская дух:
— Вот она, верность.
Глаза его остановились и выкатились, так что страшно было смотреть.
Женщины завернули его тело в белое, расшитое золотом покрывало.
Рим опрокидывал и крушил статуи Нерона. На Марсовом поле ревущие толпы преследовали мужчин и женщин с искаженными от ужаса лицами. Среди них я узнал мирмиллона Спикула. Он убегал от толпы, крича, что он не доносчик. Он просто сражался на арене, развлекая народ и императора, он не был ни придворным, ни любовником Нерона.
Разъяренная толпа настигла его. Они сжимали в руках палки, утыканные гвоздями. На головах у них были фригийские колпаки, символ вновь обретенной свободы.
Спикул прерывисто дышал. Он обернулся, воскликнув:
— Вы видели меня! Вы приветствовали меня! Я всего лишь мирмиллон!
— Ты убивал для него, ты служил чудовищу! — яростно кричали его преследователи.
Спикул споткнулся и упал рядом со мной. Он протягивал руки, моля о пощаде. Я встретился с ним взглядом, и… отступил.
Толпа разорвала его на части и бросила бесформенные куски окровавленной плоти на обломки статуй Нерона.
Они обнюхивали и щупали меня, угрожая своими дубинами. Я сказал, что я — Серений, друг мудреца Сенеки, которого Нерон заставил покончить с собой, что я вернулся из ссылки. Они смотрели на меня, и вдруг кто-то закричал:
— Смотрите, там любовница Нерона!
И свора унеслась прочь. Они набросились на какую-то женщину, подкинули ее в воздух, подхватили на острия кинжалов и мечей и разодрали на части.
Рядом со мной раздался чей-то голос:
— Боюсь, как бы в скором времени мы не пожалели о Нероне.
Я не хотел видеть даже лица этого человека. Он буквально прочитал мои мысли, но, возможно, это была ловушка.
Прошло всего несколько часов после смерти тирана, но я уже знал, что префект Нимфидий Сабин, подкупивший преторианцев и желавший смерти Нерона, пославший гонцов к Гальбе и велевший провозгласить императором старого солдата, самого богатого человека в империи, мечтал теперь сам сесть на императорский трон. Среди рыскавших по Риму я видел его громил, которые были готовы задушить не только доносчиков и наперсников Нерона, но и всех, кто мог помешать ему, Сабину в осуществлении его планов.
Возможно, меня пощадили потому, что я был посланником Веспасиана и Тита, а они могли выступить против войск Гальбы в Испании и Вителлия в Германии.
В то утро на улицах Рима я почувствовал зловоние гражданской войны, похожее на запах смерти. Оно витало и на Садовом холме, где хоронили Нерона.
Читать дальше