Томас Костейн - Высокие башни

Юноша боялся хитрости и бедности. В Новой Франции жизнь была простой, там никто не нуждался, не голодал, почти не совершались преступления. Париж не только дал ему знания о жизни, о которых он и не подозревал, но научил его такому, что ему не было присуще, когда он отправлялся в длительное путешествие из огромного «монастыря», расположенного вдоль острова Святого Лаврентия. Он понял, зачем нужны колонии, когда увидел, как перенаселены города Старого Света и как ужасна жизнь в трущобах.

Как-то вечером он решил непременно посетить театр.

— Блез! — кричал он, всматриваясь в темные тени, торопясь к дверям таверны. Послышалась какая-то возня и появился Блез. За ним увязался ле Дроль.

— Милорд, возьмите сегодня меня, — начал ныть парень. — Я покажу вам самые интересные местечки в городе. Вам нужна женщина? Вы желаете посетить театр или принять участие в карточной игре?

— Вот пройдоха! Ну что ему известно о Париже, который хочет увидеть такой достойный джентльмен, как вы!

— Я уже привык к Блезу.

— Послушайте меня, милорд! Его отец исполнял танец на веревке!

Де Бьенвилль нахмурился — он понимал, что ему пытался объяснить ле Дроль.

Парень старался выразиться яснее.

— Неужели вам нужен проводник, чей отец дрыгает ногами на ветру?

— Это правда, мсье, — сказал Блез, выходя из темноты на свет. — Я вам ничего не сказал раньше, мне трудно об этом говорить. Мсье, моего отца повесили месяц назад.

— Он был ворюгой! — завопил ле Дроль.

— Он был старьевщик. Мсье, мой отец по ночам выходил с корзиной на помойку и собирал там все, что выбрасывали люди, таким образом мы жили. Как-то он вернулся с чудесным носовым платком, а в него было завернуто золотое кольцо. Он помнил, где он его нашел, и он не знал, кому это кольцо принадлежало раньше. Мсье, он попытался получить за кольцо деньги. Разве он не имел права сделать это? Его забрали в тюрьму и обвинили в воровстве, а потом повесили. Так случилось, что кольцо принадлежало одной важной даме.

— Он до сих пор висит в цепях! — продолжал кричать ле Дроль, — и вороны выклевали ему глаза.

— Пошли, Блез, — сказал де Бьенвилль, возмущенно глядя на доносчика, — нам не надо торопиться, я отправляюсь в театр.

По пути к рю де Фоссе, где был расположен театр Комедии Франсез, он задавал мальчишке много вопросов и, наконец, задал самый последний: хотел бы Блез жить в стране, где всегда достаточно еды и где каждая семья живет в собственном домике, где никто не ворует и соответственно никого не вешают?

К изумлению Жан-Батиста, мальчик не высказал особой радости и желания.

Покинуть Париж? Ему не понравилась эта идея. Париж с его жестокостью к детям, жившим в голоде и нищете, по-прежнему оставался для них целым миром. Мальчик спросил, правда ли, что в новой стране очень холодно, и там человека на каждом шагу подстерегают разные опасности?

Господин де Бьенвилль заплатил пятнадцать су за место в партере. Это была скамья без спинки, покрытая тонкой зеленой фланелью. Над партером возвышалась первая галерея с ложами по бокам, где сидели важные дамы — некоторые из них были поразительно прекрасными. Они держали в руках лорнеты, де Бьенвиллю понравилось, что в партере тоже было немало модно одетых людей. Его окружали хорошо одетые мужчины, передававшие друг другу табакерки и громко разговаривавшие. Казалось, они верили, что их никто не посмеет осудить.

Человек, сидевший рядом с Жан-Батистом, вел разговор с мужчиной, сидевшим перед ним.

— Сегодня не будет Габини, — сказал он обиженным тоном. — Вместо этого покажут две пьески с Бароном и Ла Дюк-лон. Моя лапочка будет исполнять роль в другой пьеске. Я это воспринимаю как личное оскорбление, потому что пришел сюда, чтобы только посмотреть на Габини. Если бы мне пришлось покупать билет, чего я, естественно, не сделал, потому что они слишком ценят мое присутствие здесь, я бы потребовал сразу же возвратить мне деньги!

— Но в данной ситуации есть свои положительные стороны, — возразил человек, сидящий впереди. — Барон и Ла Дюклон выступают одновременно!

Де Бьенвилль с интересом оглядывался.

Занавес был опущен, перед ними была авансцена, доходящая до партера. Она была длиной тридцать футов и такой же ширины. Жан-Батист ждал, когда же наконец поднимется занавес, и не заметил, как внимательно все разглядывали женщин в ложах. Первая ложа направо выходила прямо на авансцену, и это было удобно для зрителей, находящихся в ней, потому что им все было хорошо видно и их легко мог разглядеть любой. В ложе находились мужчина и женщина, и зрители активно их обсуждали, перешептывались, смеялись и даже показывали пальцами. В этом не было ничего удивительного, потому что женщина была молоденькой и хорошенькой, и наряжена настолько модно, что все дамы в театре пытались детально изучить ее наряд. На ней было чудесное платье цвета севрской синевы. Юбки были настолько широкими, что было ясно — под ними кринолин. На ней не было шляпки, а волосы были высоко подняты и красиво причесаны. Маленькая мушка была налеплена на кончик носа! И она выглядела задорной и очаровательной!