Томас Костейн - Черная роза

— Какая удивительная ночь. Тристрам Гриффен, ты мне очень нравишься. Мне раньше никогда не приходило в голову, что два человека из разных социальных слоев могут стать близки и интересны друг другу.

— Мы родились так далеко друг от друга, как ад и рай, — заявил сын лучника. — Наверно, в том, что мы чувствуем и во что верим, тоже должна быть такая же огромная разница. Меня поражает, что ты разговариваешь со мной как с равным себе человеком.

Уолтер захохотал:

— Прости меня, но должен сказать, что я раньше не встречал простого человека, чьи мнения были бы мне настолько интересны. Мне всегда казалось, что простолюдины просто не способны сформировать собственное мнение. У меня в голове все перемешалось. Клянусь святым Эйданом, мне кажется, тебе удалось выучиться в Оксфорде более важным вещам, чем мне.

— Как ни странно, но Бог награждает разумом простых людей и даже вольнослушателей.

Они сели рядышком и прикрылись плащом. Уолтер чувствовал, что от дождя у него намокли волосы. На них сильно капало с шаткой лестницы.

Тристрам продолжил:

— Я хочу предложить тебе кое-что. Мне лучше завтра там не показываться, но ты можешь спокойно отправиться на лекцию Роджера Бэкона. Ты займешь там мое место. Послушай его, и, может, что-то для тебя прояснится.

Уолтер подумал, потом согласился:

— Я приехал в Оксфорд, чтобы учиться, и, может, мне стоит разок послушать лекцию этого удивительного монаха. Я сделаю так, как ты мне предложил. Если только переживу эту ночь, — добавил он, дрожа от сырости и холода.

Большинство университетских занятий проходили в городских церквах, но некоторым из учителей приходилось искать другие помещения — в гостиницах или даже в частных домах. Следуя объяснениям Тристрама, Уолтер подошел к высокому дому из камня в восточном приходе. Нижний этаж здания состоял из одной большой комнаты. Когда юноша вошел туда, там уже было очень много народу. Студенты сидели на покрытом тростником полу, подобрав колени, чтобы было куда поставить чернильницу, перо и пергамент. В комнате не горел огонь, и, найдя себе местечко в углу, Уолтер плотнее закутался в плащ, чтобы поменьше мерзнуть.

Он видел, что почти все студенты были очень бедно одеты, в помещении не было ни единого человека в плаще, отделанном мехом. Его окружали коротко остриженные затылки и серьезные лица. На юношу никто не обратил внимания.

Уолтер сидел в углу, поэтому почти не мог рассмотреть Роджера Бэкона. Когда тот вошел в класс, ему удалось увидеть лишь выбритую макушку и коричневый капюшон. Уолтер почувствовал, что начинает сильно волноваться. Студенты вокруг него сразу выпрямились, послышалось шуршание тростника на полу и тихие шаги босых ног по сухой соломе. Ему казалось, что эти звуки громким эхом отдаются у него в голове.

— Сегодня я прочитаю лекцию на английском языке, — начал брат Бэкон. У него был густой музыкальный голос. — Мне это кажется оправданным, потому что сегодня мы поговорим о науках и некоторых удивительных вещах, на которые мне удалось взглянуть издалека, как вы иногда смотрите на звезду. Кажется, что вы можете ее коснуться, достаточно только протянуть руку. Но все равно вы понимаете, что она находится на недосягаемом расстоянии, далеко на великих дорогах Вселенной. Рассуждая о науках — даже тех, что касаются материй, которые можно демонстрировать в доказательство истины, — лучше всего говорить простым языком, чтобы не извратить смысл в процессе обсуждения. Поэтому я расскажу вам удивительные истории, используя язык, на котором мы беседуем с друзьями, отправляясь в дорогу, или разговариваем во время еды. Тем не менее мне придется начать с одной известной вам латинской фразы. — Он заговорил громче. Существует выражение «Credo ergo cognosce» — «Я верю, следовательно, знаю». Это выражение как будто стало Словом Божьим, и поэтому ему нужно следовать безоговорочно. Мои дорогие юные друзья, позвольте выразить в этом сомнение. Я считаю эту фразу абсолютно неправильной, и вместо этого говорю: «Cognosce ergo credo» — «Я знаю, поэтому верю».

Он на мгновение замолчал. Уолтер приподнялся, и ему удалось рассмотреть этого смелого монаха. У Роджера Бэкона было серьезное, сильно вытянутое лицо с крючковатым носом и тяжелой нижней челюстью. Казалось, он мало чем отличается от любого монаха-францисканца, если бы вы не видели его глаза. Его глубоко посаженные глаза были такие же коричневые, как и надетая на нем ряса. Они излучали смелый и неспокойный свет души этого человека.