Лев Рубинштейн - Честный Эйб

Кимбс отказался бастовать, потому что был негром.

— Сами понимаете, масса Сэм, — сказал он солидно, — если я начну бастовать, то меня закуют в кандалы и продадут на Юг, хотя я и свободный негр. Не наше дело соваться в дела белых.

Штурвальный Годфри отказался от забастовки, потому что у него было шестеро детей и больная мать.

Машинист Белл помолчал, подымил трубкой и, наконец, произнёс:

— Сэм, если ты думаешь испугать хозяина забастовкой, дела твои дрянь. Старик Корни просто засадит тебя в тюрьму. — Ты видел, что делается на Манхеттане?

Паромщики очень хорошо знали все городские нью-йоркские происшествия. Приближаясь к набережной Манхеттана в сизой утренней дымке, они издали видели, что набережная пуста и охраняется нарядом полиции в плоских фуражках и длинных мундирах с медными пуговицами. В Нью-Йорке бастовали рабочие обувных и швейных мастерских. Узкие улицы «нижнего города» были заняты отрядами солдат. Никакие скопления людей на улицах не допускались. Людей разгоняли прикладами.

— Корни — это зараза, — запальчиво сказал шестнадцатилетний Сэм Грегори.

— Согласен, — подтвердил Том Белл. — Именно поэтому забастовки паромщиков Корни не допустит. Мало того что он вытряхнет нас всех с «Чертополоха»! Он наймёт на наше место голодных иммигрантов, которые на прошлой неделе приехали из Европы и теперь готовы наняться куда угодно за одну кукурузную лепёшку в день.

— Тогда я буду бастовать один! — сказал Сэм. — Это страна свободных, и мы посмотрим, кто сильнее: Сэм Грегори или Корне́лиус Ва́ндербильт!

У Корнелиуса Вандербильта в то время было пятнадцать миллионов долларов. Ему принадлежали все нью-йоркские паромы. У Сэма Грегори было всего две пары штанов. Одна из них с клеймом «Крупитчатая мука» была сшита из старых мешков. Вторая, праздничная, была перешита из воскресных брюк его отца Ру́фуса Грегори, который когда-то служил штурвальным на том же «Чертополохе».

Сэм явился в контору мистера Вандербильта после обеденного перерыва в воскресных брюках. Хозяин сидел в своём кабинете за столом и играл в карты со своим секретарём Ха́рлендом.

Корнелиус Вандербильт был одним из первых картёжников Нью-Йорка. Он просиживал за картами целые ночи. Второй его особенностью было косноязычие. Вандербильт не любил и не умел разговаривать. На вошедшего в кабинет Сэма он не обратил никакого внимания.

— Мистер Вандербильт, — осторожно сказал секретарь, — вот Сэм Грегори. Вы разрешили ему явиться сегодня…

— Хм, — сказал миллионер, не поднимая головы.

— Изложи своё дело, — объяснил секретарь Сэму.

— Я забастовал, сэр, — сказал Сэм.

— Хм?..

— Мистер Вандербильт спрашивает, кто ты такой, Сэм, — пояснил Харленд.

— Я мальчик при машине с «Чертополоха». Я сын Руфуса Грегори, штурвального, который служил у вас двадцать лет.

— Эх-м, — сказал миллионер.

— Мистер Вандербильт спрашивает, чего ты хочешь? — перевёл Харленд.

— Я хочу делать жизнь. Я требую добавить мне доллар в неделю или дать мне расчёт. Семье Грегори нечего есть.

— Ого-м-м, — сказал хозяин и кивнул головой секретарю.

Тот принёс огромную счётную книгу и раскрыл её посередине.

— Твой отец взял взаймы у мистера Вандербильта восемьдесят долларов в тысяча восемьсот тридцать седьмом году.

— Совершенно верно, сэр. Отец хотел отдать меня учиться и…

— Восемьдесят долларов не были отданы в срок. Твоему отцу угрожала долговая тюрьма. Но мистер Вандербильт проявил великодушие.

— Эге-м-м, — сказал Вандербильт.

— Ты был принят на «Чертополох» мальчиком при машине. Теперь ты должен мистеру Вандербильту восемьдесят долларов плюс проценты, что составляет сто два доллара семнадцать центов.

— Я же работал на вас! — воскликнул Сэм.

— Пф-ф! — сказал Вандербильт.

— Ты работал и получал жалованье, — перевёл Харленд, — ты получал деньги, которые ты проел. А теперь ты будешь отрабатывать долг.

— Не буду, — сказал Сэм и нахлобучил на голову свой потрёпанный картуз.

И тут мистер Вандербильт впервые произнёс раздельную фразу.

— Ты пожалеешь, — сказал он и начал тасовать карты.

Когда Сэм вышел на улицу, его молчаливо взяли под руки двое дюжих полицейских.

— Руки прочь! — закричал Сэм. — Я свободный американец!

— Поедем, сынок, — загадочно отвечал один из полицейских.

Сэм думал, что его везут в тюрьму. Но его отвезли на «Чертополох».

— Теперь ты будешь здесь жить, сынок, — благодушно сказал полицейский, — пока тебе не придут в голову более разумные мысли.