Фритцше Клаус: Цель – выжить. Шесть лет за колючей проволокой

Переписка стала реже и реже и погасла. Мечты остались.

Сентябрь 1958 года

Все еще работаю переводчиком, только теперь «на частных началах». У меня частное переводческое бюро, работы досыта. Перевожу с русского языка технические книги. В 1956 году вышел из печати мой первый русско-немецкий металлургический словарь. Заочную учебу на инженера закончил, но живу с политическим клеймом «врага». Исключили меня как такового из СЕПГ еще в 1952 году. А «враг» не может и думать о выезде за границу.

Среди моей клиентуры есть Научно-исследовательский институт холодильного хозяйства ГДР, директор которого очень доволен моей переводческой работой. Ему надо поехать в Москву на международный конгресс. Перед вышестоящими органами и партбюро отстаивает мнение о том, что может с успехом участвовать в этом конгрессе только с таким переводчиком, который имеет техническое образование и знания по делу.

Как ни странно – летом 1958 года мне выдают служебный паспорт. Определены дата прилета в Москву и гостиница, в которой мы будем жить. Нельзя умолчать, что я уже женат, есть дочка. Но вычеркнуть Жанну из моей памяти нет возможности. Совесть запрещает думать о встрече с Жанной, а сердце страдает при мысли, что буду близко к ней и не увижу.

Одержало победу сердце. Как ни тяжело, но жене я рассказал об этом. Она, хотя и не с восхищением, дала свое благословение этой авантюре. Я написал письмо по старому адресу Жанны. Ответ: приеду в Москву, очень рада увидеть тебя.

Наивный какой я был! Надеяться на такую встречу было подобно преступлению, поскольку бюрократы госбезопасности как на советской, так и на ГДР-овской сторонах с бдительностью следили за тем, чтобы лозунги о советско-германской дружбе оставались только лозунгами.

Но расхлябанность и безобразное выполнение служебных обязанностей сделали возможным невозможное. Кадрам в заграничных командировках было строго запрещено вступать в контакт с местным гражданским населением.

Какой-то сотрудник отдела международного сотрудничества министерства обязан был информировать меня об этих правилах, но впервые в период существования министерства в состав делегации вошел «частник». Меры к таким общественным динозаврам не описывались в инструкциях. Значит, соответствующие наставления до меня не дошли.

В то же время директор института не очень соблюдал те предписания вышестоящих органов, смысл которых он не признавал или не понимал. Контракт участника-переводчика с директором института об участии в командировке в СССР был заключен на трудовые дни недели, т.е. за исключением выходных. За выходные дни не будет оплаты, а следовательно, и ответственности заведующий делегацией за эти дни не несет. Сговор был обнаружен, но поздно. В формально-юридическом отношении все было в порядке, но чиновники министерства считали эту договоренность плохим трюком (в этом они были не правы, ибо трюк был хорошо продуман).

Путь ко встрече с Жанной был открыт. Отправил телеграмму. Ответную телеграмму мне вручили уже в гостинице Пекин (подлинник также сохранился в моем архиве):

«ГОСТИНИЦА ПЕКИН ЧЛЕНУ ДЕЛЕГАЦИИ ГЕРМАНСКОЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ КЛАУСУ ФРИТЦШЕ ВЫЕЗЖАЮ ДЛЯ ВСТРЕЧИ ЖДИТЕ ПЕКИН СЕДЬМОГО ДЕСЯТЬ УТРА – ЖАННА»

С нетерпением жду момента встречи. Суббота и воскресенье для меня выходные дни. Кто-то из членов делегации выразил недоумение, что свободное время должен провести в Москве без гида-переводчика, но директор института отражает все попытки подорвать мои планы.

С девяти часов сижу в холле гостиницы. Жду встречи и боюсь ее. Любой психолог объяснил бы нам, что перетащить прошлое в настоящее невозможно без опасных потерь качества, особенно в делах любви. Мы с Жанной друг в друга влюбились за миг, как будто молния нас поразила. Эта эмбриональная любовь разрасталась в гиганта при отсутствии субъекта любви. Эти мнимые душевные нагрузки не успели разрядиться никуда.

Какое-то огромное воображаемое счастье свалилось на нас, и реально поздно догнать его. Но, очевидно, ни Жанна, ни я не желаем думать разумно. Сбросить бремя несбывшейся любви? Дай Бог, чтобы было не так. Открывается дверь холла, заходит молодая женщина, останавливается, смотрит вокруг и со вспышкой в глазах и с незабвенной улыбкой приближается ко мне. Узнала меня, а я на улице прошел бы мимо нее.

Стыдно? Облик ее в моей памяти зафиксирован в длинном черном платье, с прической для выступления на сцене, а передо мной женщина, проехавшая 300 километров в одежде нормального пассажира железных дорог.