— Это для нас с тобой очень подходящая партия, — заметил он.
— Он молод?
— Нет, ему уже за сорок Он некрасив, говорят, груб, совсем солдат. Но зато…
— Что зато?..
— Он знаменит, и уже теперь его имя гремит по России.
— Меня это не прельщает.
— И я не буду ревновать тебя к нему.. — цинично пошутил он.
Княжна одно мгновение брезгливо повела плечами, но Сигизмунд Нарцисович с такою неподдельною страстью посмотрел на нее, что она самодовольно улыбнулась.
— Так ты согласна?
— Хорошо, хорошо, ведь ты знаешь, мне все равно.
Сигизмунд Нарцисович не преминул торжественно объявить князю Ивану Андреевичу о согласии его дочери быть женой сына Василия Ивановича Суворова.
— Да вы просто маг и волшебник! — воскликнул обрадованный отец.
В то время, когда Сигизмунд Нарцисович Кржижановский лелеял в своей черной душе гнусную надежду на обладание княжной Варварой Ивановной Прозоровской по выходе ее замуж и, как мы видели, постепенно приводил этот план в исполнение, его достойный друг и товарищ граф Станислав Владиславович Довудский с той же энергией и почти в том же смысле работал около княжны Александры Яковлевны Баратовой.
Дело последнего, впрочем, шло не так успешно, и препятствия только разжигали в нем страсть, заставляя придумывать всякого рода ухищрения для достижения цели — обладания княжной Александрой.
Последняя, получив в руки дневник Капочки, стала еще более в оборонительное положение от своего «поверенного по неволе», оставляя до поры до времени, как она сама думала, в его руках управление делами.
Верная своему слову, она купила у князя Прозоровского его дворовую девку Пелагею, выдала ее замуж за буфетчика Михайлу, была даже на их свадьбе посаженою матерью и отпустила счастливых супругов на волю, наградив их, как обещала, пятью тысячами рублей.
То счастье, какое она видела на молодых лицах сперва жениха и невесты, а затем мужа и жены, доставляло княжне Александре то еще не испытанное ею удовольствие — удовольствие доброго дела.
Молодые открыли булочную на Тверской улице и. зажили. припеваючи, оба благословляя княжну, а Поля внутренне, искренне молилась за упокой рабы Капитолины, ни единым словом, впрочем, даже своему мужу не обмолвившись об истинной виновнице их счастья.
Она даже придумала целую историю, которую и рассказала жениху на его весьма естественные вопросы о том, почему княжна Александра Яковлевна так вдруг, ни с того ни с сего полюбила ее и отвалила ей такой громадный куш в приданое.
— Это все князь Владимир Яковлевич, царство ему небесное.
— Что князь?.. — спросил Михайло, и в его глазах на мгновенье сверкнул ревнивый огонек.
Это не укрылось от Поли.
— Дурак ты, дурак, совсем дурак, посмотрю я на тебя… — спокойно заметила она. — Я покойника-князя только издали и видала, он со мной, голубчик, двух слов не сказал, а ты сейчас невесть что мекать стал…
— Ничего я мекать не стал… — сконфузился сперва Михайло, но потом, несколько оправившись, добавил: — За вами тоже, за девками, да за бабами, надо смотреть в оба.
— Смотри, смотри, авось тогда просмотришь, это всегда с такими случается…
— Ой, не дразни, Пелагея… Знаешь ты мое сердце… — упавшим голосом сказал Михайло.
— Я и не дразню, а на глупые слова ответ даю…
Поля замолчала и надулась. Разговор происходил в отведенной ей княжной маленькой комнате, куда, по праву жениха, имел доступ Михайло.
— Так при чем же тут князь, говоришь, коли он, может, тебя и не заметил?.. — после некоторой паузы вкрадчиво спросил Михайло.
— Я с тобой после речей твоих и говорить не хочу… — отрезала Поля.
— Ну, виноват, не сердись, Поленька, я так, сдуру… — подошел к ней Михайло и нежно обнял.
Та освободилась от его объятий.
— То-то сдуру… Коли теперь женихом невесть что несешь, что же ты залопочешь, как мужем будешь…
— Женихом-то чай впотьмах, а мужем, коли все по-хорошему, так во как ласкать буду, в глаза не нагляжусь, не надышусь на мою лапушку.
— По-хорошему, — повторила Поля, — а ты думаешь по-дурному… Я тоже Бога имею… А он вон что…
Поля заплакала. Михайло заволновался.
— Поля, Поленька, прости меня, окаянного, невесть что горожу… Потому очень ты мне дорога да желанна…
— Не видать что-то… Коли была бы дорога и желанна, не говорил бы пустых речей.
— Прости, прости меня, ни в жизнь не буду… Помышлять не посмею.
Он обнял ее и стал целовать заплаканные глаза. Примирение состоялось. Поля вытерла глаза от слез, и на губах ее появилась снова улыбка.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу