Филипп Эрланже - Регент

Кажется, что в обществе бурлит неугомонная весна. Вновь входят в моду дуэли, почти забытые после Фронды. Герцог де Ришелье сражается на пистолетах с господином де Полиньяком и с господином де Несле. И все складывают куплеты, сочиняют анекдоты, пьют, стараются поймать удачу и разбогатеть.

Регент, который относится к своему времени как зритель, а не как судья, ищет художника, способного запечатлеть дух эпохи, ее «праздничное легкомыслие». Он останавливает свой выбор на протеже финансиста Кроза, Антуане Ватто, который работает над полотном для вступления в Академию художеств. Ему и доверяет регент роспись Ля-Мюетт, сладострастного жилища герцогини де Бёрри, а затем назначает Ватто королевским художником.

Чахоточному Ватто исполнилось тридцать лет. Он сформировался в трагический период последней войны, видел ее ужасы и ее демагогию. Своему учителю Клоду Жилло он обязан любовью к героям итальянской комедии, но его совершенно не интересует душа его моделей. Он стал идеальным выразителем своего ненасытного и порочного времени, оставаясь при этом грустным и целомудренным.

Покончив с семейными визитами, герцог Орлеанский возвращался к себе и проходил в небольшие апартаменты, вход в которые охранялся многочисленной и неприступной гвардией. Теперь его высочество недоступен ни для кого.

Освещая дорогу факелом, старый слуга Ибане провожает своего господина до порога столовой. Филипп приглашает его войти.

«Месье, — лаконично отвечает слуга, — мои обязанности заканчиваются у этого порога. Я не ищу дурных компаний и сильно сожалею, что вижу вас среди них».

Такой ответ приводит принца в прекрасное расположение духа.

В комнате, обитой розовой с золотом тканью, все дышит приятностью. В серебряных подсвечниках зажжены свечи, сверкает хрусталь, фарфор бросает причудливые тени на драгоценное кружево, букеты цветов источают тонкий аромат.

Веселое щебетанье и стук каблучков на лестнице возвещают появление прекрасных дам. Смеясь, они снимают маски, прикрепляют соблазнительные мушки, украшают прически драгоценными камнями.

К ним присоединяются их кавалеры, известные своим распутством и отобранные исключительно по их дурной репутации развратников, острословов и пьяниц. Тут Ришелье, тут старший Брогли, Носе, Канийак, Бранка, Бирон, Фаржи, несколько офицеров, иногда — кое-кто из заезжих англичан и, конечно, толстый Риом.

Из дам здесь бывали герцогиня де Бёрри, мадам де Парабер, де Сабра, де Жевр, де Сеса, де Пиколя, иногда — мадам де Тансан и «девочки из оперы». Яркий бархат мужских камзолов оттенял пастельные тона дамских туалетов.

Беседа быстро принимает насмешливое направление. Не было ни одного сколько-нибудь заметного человека при дворе или в Париже, которому здесь не перемывали бы косточки. Регент, конечно, от души забавлялся, хлопал удачным эпиграммам, но никогда не клал их в основу своих суждений как главы государства.

Регента ничто не способно растрогать или взволновать. После отъезда мадам д’Аржантон и скандала 1712 года что-то заледенело в душе Филиппа. У него было лишь два слабых места: безумная нежность к герцогине де Бёрри и привязанность к маленькому королю — кроме них он никого по-настоящему не любит. Что же до ненависти или просто злопамятности — эти чувства ему неведомы.

Удивительно, что после всех ударов судьбы он сохранил столько доброты и юмора. Но даже когда он смеялся, что-то грустное было в его лице, как у персонажей Ватто.

Некогда крепкое здоровье герцога Орлеанского пошатнулось после ран, полученных в битве при Неервиндене, а затем под Турином, и окончательно было подорвано победой моралистов, разлучивших его с единственным существом, рядом с которым он чувствовал себя нормально. И теперь в свои сорок один год Филипп не мог сделать резкого движения без риска потерять сознание. Тем не менее он отказывается вести более здоровый образ жизни, боясь, что без вечерних попоек у него утром не станет сил составлять депеши. Странный невроз! Вечерние развлечения и спиртное позволяли этому человеку справляться с изнурительной работой днем. А жизнь тем временем проходит, и принц относится к этому обреченно. Почему власть досталась ему так поздно?

И только одна женщина, его мать, догадывается о таящейся за его поведением драме. Каждый шумный вечер, каждая поездка в Севр или Аньер вызывают у нее тревогу. Она винит во всем герцогиню де Бёрри, Дюбуа, мадам де Парабер, всеобщее падение нравов.