Филипп Эрланже - Регент

Принц, хотевший только одного — передать достигнувшему совершеннолетия королю всю полноту власти, постоянно сталкивался с этой дилеммой. С какой горечью История будет упрекать его за попытки отстранить Филиппа V! Но любая другая политика была невозможна. Выводя из игры жалкого раба Елизаветы Фарнезе, регент спасал Европу от войны, которая затронула бы все страны, и заботился не о себе, а о благе Франции.

В то же время ему постоянно приходилось решать серьезные и не терпящие отлагательства проблемы.

Печальный итог царствования Людовика XIV! С одной стороны, Франция, ослабленная, разоренная, все еще внушала страх другим странам. В Лондоне, в Вене и в Мадриде соблюдали условия Утрехтского мира только потому, что в их сердцах еще жил страх, внушаемый им Людовиком XIV. И как Бисмарк в 1875 году, так и эти страны, покончившие с гегемонией Бурбонов, считали свою победу неполной и мечтали воссоздать коалицию, дабы довести дело до конца.

А с другой стороны — какое страшное зрелище! Регент обнаружил в казне 800 000 ливров, а только на ренту уходило 420 000 в день! Годовой дефицит доходил до 78 миллионов, долг — до двух с половиной миллиардов.

Вся тяжесть подати, единственного прямого налога, ложилась на бедные слои населения. Подушная подать, введенная в 1695 году, и десятина, введенная в 1710 году, ударяла по привилегированным классам, но знать отказывалась платить первый налог, а судебные органы не осмеливались ее преследовать, поскольку «аристократии следовало оказывать уважение», в то время как священнослужители благополучно откупились от второго налога.

Поэтому был необходим спешный заем, надо было пускать в ход лотереи, продавать должности, менять монеты. Цена золотого луидора за двадцать пять лет менялась сорок три раза!

Проблемой стала и нехватка драгоценных металлов. К концу XV века, когда военные приспособления усовершенствовались, а дыхание эпохи Возрождения вызвало к жизни неведомые до того потребности, «золотое чудо» — или, говоря проще, американские рудники — позволило соответствовать требованиям нового времени. Такое же значение в XIX веке для развития прогресса имели рудники Калифорнии и Южной Африки.

В 1715 году, когда общество так резко менялось, первые рудники уже истощились, а вторые еще не открыли своих тайн. Существующих денег резко не хватало, и правительства не знали, что придумать, дабы восполнить их запасы. В 1707 году Вобан предложил собирать налог натурой.

Количество и сложность проблем достигли критической точки, и регент решился на беспрецедентный шаг: он повел себя как премьер-министр XX века и открыто рассказал о положении вещей, доставшемся ему в наследство.

«Все фонды исчерпаны, — писал он в обращении, подписанном Людовиком XV, — в казне нет средств даже на покрытие неотложных расходов. Мы обнаружили королевское имущество почти растраченным, а доходы государства сведены к нулю из-за бесчисленного количества должностей, налоги проедены на несколько лет вперед, накопилось огромное количество неоплаченных счетов…»

В парижских салонах в ту пору был в моде обворожительный шотландец, Жан Лоу де Ларистон, который, промотав все свое состояние, отыграл несколько миллионов в карты. Этот блистательный путешественник утверждал, что ему известна система, при помощи которой теории Декарта, Локка и Ньютона, примененные к сфере общественных финансов, обеспечат благосостояние, сравнимое с новым Эльдорадо.

Английский парламент, герцог Савойский, император один за другим прибегли к этой панацее. Министр финансов Десмар, которому нечего было терять, позволил себя убедить и, в свою очередь, убедил Людовика XIV. Решено было попробовать, но в это время Людовик умер.

Герцог Орлеанский встретился с Жаном Лоу, был очарован его манерами, умом, смелостью мысли, но смелость эта была чревата опасностями для нового правительства. И герцог Орлеанский вежливо прощается с Жаном Лоу, приглашая его, однако, бывать в Пале-Рояль.

Сен-Симон требовал объявления банкротства. Герцог де Ноай, напротив, настаивал на жесткой экономии, на порядке, строгом контроле, что помогло бы поправить финансовое положение страны. Регент встает на его сторону.

Юный возраст короля и то, что он обосновался в Венсене, уменьшили количество придворных. Это была прекрасная возможность избавиться от тысячи двухсот человек личной гвардии в Версале и Марли, от четырехсот садовников, от лодок на канале, не говоря уже о швейцарцах. Количество мушкетеров было уменьшено вдвое. Благодаря всем этим мерам бюджет королевского дома уменьшился с пятнадцати до четырех миллионов. Зато государственные служащие получают задержанное жалованье, на которое они уже не рассчитывали. Одним только послам задолжали полтора миллиона!