Манфред Бёкль - Нострадамус - Жизнь и пророчества

Все началось у преддверия иудейского храма. Там Учитель читал проповедь о царстве справедливости еврейским богомольцам, римским стражникам и воинам. Когда многие, жаждавшие маммоны, для которых человеческая вера заключалась только в прибытке собственной мошны, взбунтовались против Него, в гневе опрокинул Он столы презренных менял и торговцев в храме и воскликнул, что легче канату пройти в игольное ушко, чем богатому в Царствие Небесное. Так Иешуа дал первый знак Иерушалаиму. В следующие дни Он все настойчивее обличал произвол римлян и находил все больше сторонников, потому что в городе готовились к празднику Пасхи и снова собрались сотни тысяч людей со всей Иудеи. Учитель человечества взывал к башням крепости Антония, говоря, что Рим погибнет, если будут продолжаться гнет и война и не восторжествует любовь к человеку. Он взывал к совести римлян, но Понтий Пилат, ожесточившийся в сердце своем, ничего не слышал, кроме криков толпы. И эти вопли угнетенных заставили его испугаться за собственную власть. Вероломец прождал всю ночь. Потом, когда Иешуа вместе со своими единомышленниками снова появился в саду возле Иерусалима, наместник Молоха выслал свою стражу, закованную в латы.

Иешуа был схвачен, в то время как Его соратникам с трудом удалось бежать. И тогда Учителя потащили на гору в крепость Антония. Ликторы пронзили Его тело, и в ту же ночь по чрезвычайному закону римским судом Ему был вынесен приговор. Наутро имперская стража повела Его на Голгофу. Испуганные иудеи оплакивали Иешуа во всеобщем мраке. Но некоторые из них, а это были служители Синедриона, сделали иначе. Во главе с Иосифом из Аримафеи и Никодимом они попытались спасти Сына Человеческого, и им это удалось сделать с помощью золота и наркотических средств.

Перед тем как Ему собирались пробить руки и ноги гвоздями, Учителю направили тайное послание. Учитель отверг обезболивающий наркотик, на который каждый распинаемый имел право. Он был прибит к кресту в полном здравии, но чуть позже Иешуа попросил пить. Иосиф из Аримафеи был тем, кто смочил губку якобы уксусом. Подкупленный стражник протянул Ему наркотик. Когда Галилеянин начал ощущать его действие, он простонал находящимся внизу иудеям, что силы покинули Его. Это было знаком для обоих членов Синедриона — пора было ходатайствовать перед службой Понтия Пилата, чтобы за большую сумму золота снять с креста якобы умершего Иешуа. Чтобы побыстрее убрать труп распятого, римлянин презрительно дал свое согласие. Благодаря подкупу неправильно сориентированный удар копьем в тело Иешуа был, в сущности, безвреден. Тело отнесли в гробницу, где Иосиф из Аримафеи и Никодим могли действовать безбоязненно. Погруженный в целительный сон наркотиком, действие которого к тому времени прекратилось, Иешуа высвободился из летаргического оцепенения, был перенесен в безопасное место. Мириам из Магдалы, скорбевшая у гробницы, оказалась свидетельницей Его пробуждения. Разумеется, она сначала не узнала «раввинчика», поскольку члены Синедриона — осторожности ради — остригли Ему бороду и волосы на голове. Но затем радость ее была безгранична, и она помогла спасенному скрыться из города. Другие приверженцы Иешуа сопровождали и охраняли Его во время долгого пути в Галилею, где Он чувствовал себя в безопасности. Но среди тех, кто отсутствовал на празднике Пасхи в Иерушалаиме, вскоре пошла молва, что Иешуа благодаря божественному чуду восстал из мертвых.

Учитель человечества ничего об этом не подозревал, пока скрывался высоко в горах, у Генисаретского озера, в заброшенном доме. Он был доволен тем, что Его друзья и родные рядом и среди них Петр и брат Иешуа — Иаков. Прежде всего Он еще раз, более подробно, изложил свою благую весть, еще раз увиделся с Мириам из Магдалы и своей дочерью. Но затем Иешуа снова пустился в путь, когда Восток позвал Его. Он распрощался с близкими, чтобы через несколько десятилетий закончить путь в Кашмире, где до сегодняшнего дня показывают Его могилу. Но ученики и последователи остались в Иудее, пока снова не столкнулись со страшными событиями и пока род Иешуа не достиг западного побережья Средиземного моря. Приблизительно в момент смерти Иешуа в Индии у подножия Пиренеев и родилось учение катаров…

Скалигер замолчал, взял свой бокал с вином, но пить почему-то не стал. Вместо этого поднялся, перешел на другую сторону террасы и долго всматривался в сторону Монсегюра. Ни Рабле, ни Нострадамус не рискнули обратиться к нему, чтобы не помешать его размышлениям. Но и между собой они лишь обменялись взглядами. Каждый из них должен был осмыслить только что рассказанное. Неслыханное оправдание иудаизма перед христианской теологией потрясло Франсуа не менее, чем Мишеля. Устами катара была возвращена справедливость народу, в который они уходили своими корнями. И пролилось звездное сияние на их тысячелетние шрамы как бальзам, и тогда, словно из звездного сияния, к ним вернулся Скалигер.