Борис Евсеев - Петр Чайковский, или Волшебное перо

Наконец слышатся шаги. Слышно, как Чайковский стряхивает с себя на крыльце снег. Как снимает в передней шубу. Как притопывает замерзшими ногами, как поднимается по лестнице на второй этаж в гостиную.

И тут же изо всех углов гостиной, увешанных фотографиями родственников и портретами музыкантов, бросаются к нему какие-то незнакомые люди. Здесь офицеры в роскошных мундирах и франты во фраках, со шляпами-цилиндрами в руках. Здесь боярин в долгополом кафтане и кузнец в кожаном фартуке, с рыжей огненной бородой. И даже чёрт с длинным хвостом и коровьими ушами!

В первое мгновение Петр Ильич теряется. Но затем замечает что-то знакомое во всех этих людях с масками на лицах. Внезапно он понимает: «Да ведь это ряженые! Только обряжены они не в деревенскую одежду, а в костюмы персонажей из моих собственных балетов и опер. Вот печальный поэт Ленский из «Евгения Онегина». Он, как и пристало поэту, в черном плаще, с томиком стихов в руках. А чуть подальше — отвратительный мышиный король с тремя головами из балета «Щелкунчик». Ещё дальше, в углу кто-то оседлал самого черта и скачет, и скачет на нем! Ну, прямо, как в опере «Черевички»!»

— Приветствую вас, друзья! — восклицает Петр Ильич. И узнанные персонажи отвечают ему радостными криками. А затем начинают петь и разыгрывать настоящую оперу. Оперу о самом Петре Ильиче. О его жизни. О том, как сильно воздействует его музыка на людей.

Быть может, эта наспех сочиненная опера была не слишком умелой, но зато играли и пели ее весело и от души!

А в конце музыкального спектакля кузнец в кожаном фартуке и боярин в кафтане поднесли Петру Ильичу настоящее Золотое Перо. И тут все сняли маски и зааплодировали. И оказалось, что дородный боярин — это издатель произведений Чайковского и верный его друг — Петр Иванович Юргенсон. А офицер — брат композитора Модест Ильич. А кузнеца Вакулу изображал лучший ученик Петра Ильича профессор Московской консерватории — Танеев. Все они специально приехали в Клин, чтобы немного отвлечь Чайковского от непрерывных занятий и встретить с ним вместе Рождественский праздник. И, конечно, вручить ему подарок: Золотое — и как все дружно и враз закричали — Волшебное Перо. Перо, которым Петр Ильич будет продолжать писать свою волшебную музыку!

И вот веселый вечер закончился. Умаявшиеся гости уснули в отведенных им комнатах. В огромной гостиной остался один Петр Ильич. Он подошел к роялю и смотрит на игру отражений в его черной полированной крышке. Он смотрит на блуждающие огоньки и вспоминает свою жизнь.

Да, кажется, всё у него есть: и почёт, и слава. Даже Волшебное Перо, о котором шептала фея Сладкой Печали, ему подарено. И вдохновение теперь почти всегда с ним! Но… Но…

Гримасничает на письменном столе фарфоровый Пьеро! Принц грусти. Владетель подземных кладовых печали. И обдаёт сочинителя музыки холодом дыханья, пугает блеском своих богатств.

Нет, нет! Скорее спать! Согреться в теплой постели!

Однако за окном уже разгулялась Рождественская ночь. И Петр Ильич на одну лишь минутку присаживается на цветастый диван с высокой изогнутой спинкой, чтобы получше вслушаться в эти ночные звуки. И прикрывает глаза. Но вместо того, чтоб слушать — вновь думает. Думает о том, что всё бы ничего… Да вот только стала являться ему по ночам одна злая и крикливая старуха, — Дама Пик.

А надобно тебе знать, что незадолго до описываемой нами Рождественской ночи, сидя безвыходно на вилле Боччони, что близ итальянского города Флоренции, композитор написал оперу. Всего за 44 дня написал! И оперу эту поставили в Петербурге. А затем в Москве. И называлась она «Пиковая Дама». В опере этой был офицер Германн, который играл в карты, и его возлюбленная — Лиза. И была старая графиня, мучившая свою воспитанницу Лизу и знавшая секрет трёх карт, но не желавшая этот секрет открывать. Были и многие другие, те же почти лица, что и в повести Александра Сергеевича Пушкина.

И вскоре музыку эту, эту оперу сыграл оркестр, и спели певцы. И слегка протанцевали танцоры. Опера всем очень понравилась. И самому Петру Ильичу тоже понравилась. Так понравилась, что стал он даже жалеть: отчего нет у оперы продолжения? Продолжения и вправду не было. Да и быть, конечно, не могло. Но вот, вместо продолжения, стал сниться композитору один неприятный сон. И во сне…

— А! Вот, опять!

Сквозь всхлипывания и завывания Рождественской метели послышался стук, и загремело что-то.

«Должно быть, кому-то из гостей не спится», - подумал Пётр Ильич. Только он это подумал, как за дверью кто-то тонко и пронзительно крикнул: