Александр Казанцев - Озарение Нострадамуса

Заметив удивление Нострадамуса, один из монахов сурово сказал:

— Ничего. Тебе более подобает провести ночь на коленях, вознося молитвы Господу. — И он ухмыльнулся. — А завтра, быть может, отлежишься в другой келье с лежанкой… и всякими другими инструментами.

Второй монах хихикнул, и оба скрылись, заперев за собой дверь. Снаружи звякнул железный запор.

Нострадамус понял их намеки, которые можно было почувствовать и в вежливом с виду обращении Великого Инквизитора.

Он не знал, что его ждет завтра, но был готов ко всему.

Утром те же монахи привели Нострадамуса в другую каменную клетку, где, кроме стола с креслом для Инквизитора, были и обещанная лежанка, и инструменты, о которых ему говорил монах: клещи, колодки, цепи и горн с кузнечными мехами для разжигания углей.

Нострадамуса передернуло, но он встретил вошедшего Великого Инквизитора стоя, без дрожи в ногах, и почтительно поклонился ему.

— Я пришел спасти твою душу, сын мой, — начал Инквизитор, — помочь тебе открыть свое сердце Господу Богу.

Вошел еще один низенький монах с лисьим лицом и устроился на лежанке с пером и чернилами, очевидно готовый вести запись допроса.

— Итак, — начал Инквизитор, усаживаясь в кресле перед стоящим Нострадамусом, — вчера мы выяснили неординарность применяемых тобой способов лечения смертельно больных. Но нам хотелось бы еще узнать твои взгляды не только на философию язычников, но и на посвященное Богу искусство.

Нострадамус недоуменно взглянул на Великого Инквизитора, а тот пронзительно смотрел ему в глаза:

— Можно ли сравнивать божественный лик Пресвятой Девы Марии с личиной дьявола?

— Это было бы святотатством, святой отец! И я содрогаюсь от одной только возможности такого сравнения.

— Пиши, писец, что допрашиваемый сознается в святотатстве.

— Но, святой отец, я не могу относить это к себе!

— Неужели? — притворно удивился тот. — А не припомнишь ли ты свое посещение мастерской почтенного художника, работающего над украшением одного из храмов?

— Если вы имеете в виду мою оценку того, что я увидел в этой мастерской, то мое сравнение было не с лицом Богоматери, а с кощунственным его изображением, которое я с возмущением там увидел. Инквизитор вздохнул.

— Жаль, что ты посвящаешь себя сомнительному врачеванию, а не служишь в трибунале Святой Инквизиции. Очень уж ты ловко оперируешь фактами, поворачивая их в выгодную сторону.

— Я думаю, святой отец, что вы оговорились… Инквизиция, как я понимаю, служит Истине, и только ей.

— Выйди! — яростно закричал Инквизитор маленькому писцу. Тот исчез, словно его и не было, а Нострадамус сказал:

— Я приношу свои извинения, святой отец, неверно истолковав вас…

— Довольно, — оборвал Инквизитор. — Я вовсе не собираюсь учиться у тебя софизмам. Монахи проводят, а вернее — выпроводят тебя отсюда, но помни, что мы будем пристально следить за твоим искусством, граничащим с колдовством.

Нострадамус покидал Тулузу с полной уверенностью, что отнюдь не убедил Великого Инквизитора в своей невиновности, а, напротив, вдохновил его на преследование. «Теперь он будет контролировать каждый мой шаг, а смерть больных чумой или их выздоровление — все равно будет толковаться применением «колдовских чар», — слушая шум колес своей неказистой кареты, думал он.

Тем временем они въехали в тот самый, пользующийся дурной славой лес. И эта слава не замедлила сказаться.

Карету окружила ватага бородачей, которые стащили возницу с козел и, открыв дверцу, потребовали, чтобы господин граф облегчил свой кошелек и добром отдал все свои ценности.

— Я вовсе не граф, а всего лишь врач, пытающийся облегчить участь больных чумой.

— Чем же ваша милость может облегчить их участь, если чума, как известно, безжалостна… в отличие от нас, лесных волков, которые, получив от проезжающих дань, отпускают их с миром, разумеется, если те не лезут в драку.

— К сожалению, у меня нет никаких ценностей. Я не беру денег с заболевших чумой, хотя пытаюсь помочь им содержимым этой шкатулки.

— Шкатулка! — взревел один из бородачей. — Это как раз то, что нам и надобно. Вылезайте, ваша милость, отдайте нам шкатулку, а сами идите в лес.

— В шкатулке только ароматные пилюли для больных чумой. И зачем мне идти в лес?

— Докажите, что вы врач. Не сможете — пеняйте на себя.

Доказывать свое врачебное искусство Нострадамусу пришлось, оказывая помощь раненому. После того как ему стало лучше, разбойники, верные своему слову, позволили доктору ехать дальше, дав в провожатые одного из своих молодцов.