Александр Казанцев - Озарение Нострадамуса

Король дал знак рукой, чтобы сидевший напротив него придворный поэт произнес застольные стихи.

Это был немолодой человек с плешивой уже головой (парики были введены лишь в следующем столетии, когда начал лысеть король Людовик XVI), искусный царедворец, ловко вплетавший в рифмованные строчки равно угодные и его и ее величествам слова. Сейчас задача поэта упрощалась, ибо всем требовалось забыться, спрятаться в скорлупу опьянения, беспутства и наслаждения, лишь бы уйти от страха смерти, вырывающей свои жертвы отовсюду.

Поэт поднялся. Он был ниже среднего роста, по плечо королю, но разодет как юный щеголь — с пышным красным бантом на груди позолоченного камзола, в башмаках на высоких, по его заказу сделанных каблуках. Он читал свой экспромт напыщенно и вызывающе, что должно было понравиться пирующим. Его слушали.

Поэт смолк, ожидая шумного одобрения, и удивился наступившей тишине, полуобернулся к входной двери и похолодел. На его зов пришла Чума!

В дверях стояла вся в черном зловещая фигура с горящими в прорезях капюшона глазами.

Ужас объял бедного поэта, и он с перепугу нырнул под стол, ища там спасения.

Всего миг пробыл поэт под столом, но глазом опытного царедворца увидел «подстольный мир королевского двора». Это был примечательный мир. В другое время поэт сумел бы использовать увиденное, но, конечно, не теперь… И все же он запечатлел не только башмаки вельмож и ботфорты воинов, пожимавших туфельки прелестных дам, восседавших за столом, но, самое главное, он увидел руку короля на голом колене его соседки, которую подсадила к нему сама королева, обворожительной графини Дианы, предусмотрительно приподнявшей с полу подол своего платья, чтобы его величеству было удобнее. В этом, несомненно, надо было видеть восхождение новой звезды двора, фаворитки, сменяющей прежних метресс, которая будет теперь оказывать влияние на благодушного властителя.

Всего миг понадобился поэту, чтобы сделать это заключение. Затем раздался оглушительный дамский визг. Дамы, да и не только они, повскакали со своих мест. Должно быть, Чума придвинулась к столу и — чего доброго — потянулась за кубком. Диана первая бросилась вон из зала, а за нею последовали и другие прелестницы.

Король тоже встал. Он был доблестным воином, не знал чувства страха и не боялся смерти. И его хватило, чтобы, стоя с глазу на глаз перед фигурой в черном, заглянуть под стол и насмешливо спросить поэта:

— Что вы там делаете, дружок? Приглашенная вами гостья ждет вас.

Побледневший поэт высунул из-под стола свою плешивую голову и пролепетал:

— Я ищу свой перстень, ваше величество. Закатился куда-то.

— Зато я вижу свой перстень на руке графа Спада, переданный ему на время выполнения моего поручения, — послышался голос королевы Екатерины Медичи.

Высокая, сухопарая, с некрасивым и властным лицом, она жестом подозвала к себе зловещий черный призрак. Тот склонился в почтительном поклоне:

— Ваш перстень, о моя королева, послужил мне пропуском сюда, чтобы предстать перед вами.

— Не могу сказать, что ваш внешний вид приятен, — поморщилась королева.

— Прошу извинить, ваше величество, и за это нелепое одеяние, и за дурной запах дегтя, исходящий от него. Я не мог подвергнуть опасности кого-либо в этом величественном замке, позволившем королевскому двору отодвинуть от себя опасность заражения. Но причина моего появления достаточно важна, как последует из моего доклада вам о вещах, весьма заслуживающих высочайшего внимания.

— Я для того и дала вам перстень, чтобы вы в любую минуту могли явиться ко мне, — сказала Екатерина Медичи и обратилась к королю: — Ваше величество, надеюсь, вы, оставшись здесь для продолжения прерванного пира, позволите нам с графом Спада удалиться, я полагаю, для важных дел. Он всегда верно служил мне со времени нашего приезда из Флоренции.

— О, конечно, моя дорогая! — весело отозвался Генрих II. — Получилось даже забавно с этим маскарадом, так напугавшим дам и мужчин с дамскими сердцами.