Валерий Осипов - Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове

Это не может, не должно так продолжаться. Нормальный человек не имеет права терпеть такую жизнь. Это позор - безропотно сносить издевательства над естественным стремлением человека к прогрессу. Стыдно жить, не делая никакой попытки изменить существующий порядок!

И если царь - главное олицетворение незыблемости этих порядков, царя необходимо убрать. Нужно показать; революция продолжается, в России есть революционеры, есть люди, которые думают о завтрашнем дне родины.

И пусть не удалось убийством Александра II всколыхнуть Россию. На смену Желябову, Перовской и Кибальчичу пришла их группа. И если им завтра удастся убить Александра III, то, может быть, Россия, пораженная убийством двух царей подряд, сбросит с себя мертвое оцепенение, проснется от зимней спячки и выразит желание устроить свою жизнь по-новому.

А если Александр III будет убит, но всеобщее пробуждение не наступит... ну, что ж... наше дело не пропадет. Нет, не пропадет! Пусть это второе цареубийство бросит новый луч света в темное царство русской жизни. И если нам суждено погибнуть на эшафоте, как желябовцам, - за нас отомстят! Революция будет продолжаться! Наши жизни станут тем мостом, который свяжет сегодняшний день с завтрашней революционной борьбой...

А может быть, в этом и есть задача нашего поколения? Не дать потухнуть искре революционного пожара? Ценой своих жизней возбудить в следующем поколении революционеров жажду действия, желание отомстить за нас? Может быть, только это...

Нет, нет, нет! Не только это! Если Александр III завтра будет убит, Россия всколыхнется!.. Не может не всколыхнуться!.. Народ выскажет свое желание жить по-новому. Не сможет не высказать.

...Он прижался лбом к холодному стеклу окна. Сердце билось взволнованно, сильно... Бам-м... Бам-м... Бам-м...

Что это? Так громко бьется сердце?.. Он нахмурил брови, прислушался... Бам-м... Бам-м... Бам-м...

Он улыбнулся. На этот раз искренне и естественно. Ночная тишина над городом, освобожденном от обычных дневных шумов и звуков, приносила издалека полночный бой башенных часов. Кончался последний день зимы 1887 года. Начиналась весна.

Петербург.

28 февраля 1887 года.

Полночь.

Двенадцать башенных ударов, глубоких и гулких, ширясь, плывут над городом.

Бам-м... Бам-ммм. Бам-м... Бам-м... Бам-м...

Первое марта - первый день весны, роковой для династии Романовых день. Ровно шесть лет назад бомбой народовольца Гриневицкого был убит на берегу Екатерининского канала император Александр II.

Бам-м... Бам-м... Бам-м... Бам-м... Бам-м... Бам-м...

Первые минуты, самые первые минуты первого дня новой весны.

В далеком Финском заливе с веселым гулом и грохотом взорвалась первой весенней трещиной самая теплая, самая беспокойная, самая близкая к берегу льдина...

Дробясь и повторяясь, отражаясь одновременно от земли и от неба, взлетело первое эхо весны над ближайшим пригорком...

Упало в долину, прошелестело над стиснутыми еще крепкой наледью реками напоминанием о лучших днях, о крутой и соленой морской свободе и еще о том, что реки, впадая в море, тоже становятся морем...

Летит над землей, ширясь во все стороны, первое эхо весны - над землей, обманутой мраком ночи.

Быть бы земле в эти первые секунды рождения весны молодой и разбуженной, ловить бы дыхание будущих теплых ветров, слушать бы шепот завтрашних трав...

Взыграть бы звоном подземных ключей, омыть бы душу высокими слезами родников, гульнуть бы разбойным разливом буйных омутов...

Спит земля.

Спит, обманутая дремучим мраком ночи, неверным теплом укрывших ее льдов и снегов.

Спит усталая, равнодушная, утомленная долгой русской зимой, северными ветрами, стылой пургой, лютыми метелями.

И не встречая помощи и поддержки земли, глохнет эхо в занесенных белой тоской полях - слабеет, стихает.

А навстречу ему уже поднимается из оврагов и балок последняя злая метель зимы. И вот они встретились в ночи над неведомой белой равниной - доброе эхо весны и злая метель зимы. И не донесло эхо добрых вестей своих до нужного места. Погнала метель эхо обратно к морю, в залив, туда, где, может быть, слишком рано родилась эта первая наивная песня весны.

Но возвратившись на круги своя, последним теплым усилием согрело первое эхо следующую льдину...

И умерло первое эхо.

И с новым веселым гулом и грохотом взорвалась новой весенней трещиной следующая льдина.

И новое эхо взметнулось над землей.

И аукнулось ему далекое лесное озерцо, впервые за зиму раздвинув нависшую над душой наледь.