Владислав Кардашов - Рокоссовский

Пятый драгунский Каргопольский полк доживал последние недели. Почти ежедневно полковой писарь каллиграфическим почерком выводил длинные списки драгун, не вернувшихся из отпуска, демобилизованных, а то и просто самовольно покинувших полк и потому подлежавших снятию с довольствия. Среди оставшихся шли ожесточенные споры о том, что же делать дальше. Многие были склонны считать, что следует, не дожидаясь заключения мира, бросить службу и возвратиться в родные деревни и села, где вот-вот должен был начаться или уже шел раздел помещичьих земель. Но было немало и таких, которые видели, что рано еще расставаться с оружием, что оно еще не раз пригодится. Среди последних был и Константин Рокоссовский.

О возвращении в Варшаву не могло быть и речи: уже два с половиной года она пребывала во власти германских оккупантов, и судьба находившихся там родственников оставалась неизвестной. «Дома» у Константина Рокоссовского не было. А главное, к этому времени он окончательно встал на сторону большевиков. Он был уверен, что боевой опыт, приобретенный им за годы первой мировой войны, очень скоро пригодится для защиты Советской республики.

Обстановка, сложившаяся в ту пору в стране, подтверждала это убеждение. Военное положение Советской России было очень напряженным и сложным: несмотря на то, что Советское правительство одним из первых своих декретов – Декретом о мире – выразило непреклонное намерение покончить с войной, бывшие союзники России – Великобритания, Франция, США – не пожелали вступить в мирные переговоры. Более того, их дипломатические представители недвусмысленно дали понять новому правительству России, что страны Антанты не остановятся перед вооруженной интервенцией, если оно заключит мир с Германией и Австро-Венгрией. С другой стороны, Советское правительство не могло рассчитывать (как и показали дальнейшие события) на миролюбие Германии и Австро-Венгрии, хотя эти государства и согласились на установление перемирия и вели переговоры о мире. Никто не мог гарантировать, что грозный враг, находившийся так близко от Петрограда и продолжавший держать на фронте десятки дивизий, не воспользуется трудной военной обстановкой революционной России и не начнет наступление с целью разгрома Советской власти.

В то же время, уже в первые недели своего существования Советское правительство столкнулось с выступлениями внутренних врагов: на Украине лихорадочно готовила свои формирования националистическая Центральная рада, на Дону атаман Каледин поднял мятеж, в оренбургских степях казачьи отряды атамана Дутова сражались с красногвардейцами, и можно было с твердой уверенностью предположить, что эти враги большевизма найдут поддержку как у бывших союзников России, так и у Германии и Австро-Венгрии. Наличие многочисленных внешних я внутренних врагов ставило Советское правительство перед необходимостью создания новой армии. Состояние старой армии делало невозможным использование ее частей в боевых операциях. Поэтому уже в декабре 1917 года решено было приступить к формированию, строго на добровольных началах, Красной Армии. В тот период ее часто именовали Красной гвардией. Предполагалось широко привлекать в Красную гвардию и солдат из подков старой армии. В декабре 1917 года вступали в Красную гвардию я каргопольские драгуны.

Собрание 4-го эскадрона открыл председатель полкового комитета А. Иванькин:

– Товарищи драгуны! Поступила телеграмма комиссара 1-го кавалерийского корпуса матроса товарища Семачева. Прошу внимания. – И председатель стал читать: – «На основании полученного приказа от Главковерха предлагаю немедленно приступить к записи на местах в добровольческие полки Красной революционной гвардии...»

Последние слова Иванькина были покрыты гулом голосов. Кто-то из драгун выкрикнул:

– Долго ли служить?

– Мы, товарищи, – стал объяснять Иванькин, – запрашивали разъяснений, и нам ответили, что красногвардейцы при поступлении в отряд должны дать торжественное обещание пробыть на службе шесть месяцев.

– A c кем будем воевать? – послышался хриплый голос одного из драгун.

– Большевики ни с кем воевать не хотят, да сами знаете: и немцы грозятся, и внутренняя контра не дремлет.

– Жалованье сколько положат?

– В месяц пятьдесят рублей. Может, товарищи, кто-нибудь выступит? Кто хочет?

С места поднялся Адольф Юшкевич. Говорить речи он не умел, но решительность и убежденность его была такова, что произвела большое впечатление на слушающих. Настроение драгун было сочувственным, и когда Иванькин предложил начать запись добровольцев, их оказалось более 30 человек. В списке пожелавших вступить в Красную гвардию рядом с фамилией Юшкевича появилась и фамилия Рокоссовского.