Нина Молева - Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси

— Веры своей проповедовать не будет. Достаточно тебе царского слова?

— Не гневись, не гневись, государыня, а то в московских грамотках все про веру говорится, людишки-то и настораживаются. Так что я с твоих слов успокоить их могу. Спасибо тебе, государыня Марина Юрьевна. Пожалуй великой милостью, разреши ручку государеву поцеловать, чести великой удостоиться.

Думала, не дождаться. Заруцкий согласился: можно во дворце церковь устроить. Настоящую. Католическую. Отец Миколай за всем приглядел. Невесть откуда Распятие большое достал. Крест на беленой стене. Черный. Угрюмый. Ни тебе облегчения. Ни радости. Как глянешь, пасть ниц хочется. Господи, Всемогущий, Справедливый и Многомилостивый, по мне ли испытание это — и нет ему конца.

Нет! И что бы Заруцкий ни говорил о том, что прибывает к нему народ. Как волны речные — то набегут, то от берега уйдут. Люди вольные. Ни к чему в жизни не привязанные.

Привыкнуть надо: ни семей кругом, ни жизни простой, обычной. Все, как в таборе военном. Который год. Даже Заруцкому не признаться, как устала. Ему главное — ни под каким видом. Отцу Миколаю? А к чему? Все, что мог сказать в утешение, он уже сказал. Одно и то же слушать: терпение, терпение, терпение… Он-то чего ждет? На что надеется?

Освящение домовой церкви на день покровителя его ордена монашествующего — августинцев назначил, двадцать восьмое августа — память святого Августина.

С попами православными к согласию пришел. Канун великого их праздника — Усекновения главы Иоанна Предтечи. В день памяти преподобного Моисея Мурина. Игумен Иона каждый день приходит веру свою толковать. Заруцкий сказал, отказать нельзя. Какую хочешь в душе молитву супротивную твори, а виду не показывай. И отец Миколай о том же толкует: не хозяева мы себе здесь, государыня, терпеть надобно. Опять терпеть!

Игумен о дне Моисея Мурина так рассказывал. Что был Моисей Мурин эфиопянином — чернокожим. Что смолоду не захотел себе на жизнь трудом зарабатывать, в шайку разбойников вступил, на большой дороге людей без жалости грабил. А до тридцати лет дожил, ушел в монастырь, прося Бога о ниспослании ему более спокойного состояния духа. Так дожил он до 75 лет и сказал перед смертию: «На мне должны исполниться слова: взявший меч, погибнет от меча». Что с ним и случилось.

Намекал? Снова поучал? Где ему понять, что если бы не вера, давно бы не стало сил, а пока есть еще силы, есть.

Янека, сына, потихоньку от всех стала приводить в домовую церковь. Ничего не объясняя — где ему понять? Пусть постоит, посмотрит. Голос отца Миколая, читающего молитвы, послушает.

Никогда еще одиночество не казалось таким страшным… Для себя на дню по многу раз переодевалась. Для себя приказывала волосы укладывать, диковинные куафюры делать. Все равно царица! Все равно государыня!

Когда совсем тошно становилось, заставляла отца Миколая рассказывать. Не любил свою жизнь вспоминать, но отказывать государыне не хотел.

Португалец. Дивными путями попал за океан в Мексику — как себе такую страну вообразить! В монастыре, на побережье мексиканского залива, вступил в Орден нищенствующих монахов-августинов. Было это во времена государя Ивана Васильевича Грозного.

Один раз признался: потому и вступил, что свет хотел посмотреть. Ни о каком богатстве, имуществе, хлебе насущном и то не думать. Нищенствующий Орден — куда как легко по свету идти. Через пять лет жизни в Ордене отправился на Филиппины, где прожил до 1599 года — без малого пятнадцать лет. Пальмы, что на шпалерах видеть можно. Океан безбрежный. Теплый. Произрастаний и птиц множество. Земной рай!

Не прижился. С каким-то доном Хуаном из Испании отправился не куда-нибудь — в Россию. Но только спутники новые не показались монаху. Решил искать счастья у государя Дмитрия Ивановича.

Уж на что недоверчив был государь, принял монаха. Письма с ним решил испанскому королю отправить — во все страны тогда грамоты свои именные рассылал.

Отъехать не успел — люди боярина Василия Шуйского на дороге перехватили. В Борисоглебском монастыре близ Ростова Великого заточили. То ли лазутчиком признали, то ли еретиком — и так, и так пощады не жди. Вот тогда-то и сумел государыне Марине Юрьевне в Ярославль весточку о себе дать. Ответ коротенький получил. Снова написать царице опальной изловчился. А 12 июля 1607 года — навсегда тот день помнить будет — длинное письмо написал. День памяти святого Яна и Вероники. Об одном просил, чтобы к себе взяла, чтобы разрешила при дворе ее служить.