Александр Селисский - Трофим и Изольда

Олег с Трофимом не подозревали, что они собратья. Или коллеги?

Старшая же тётя Олега, Мария, /отчества я к сожалению не знаю, т.к. с тётей знаком не был: увы – люди смертны. К счастью, бессмертны предания/ старшая тётя воспитывалась в Институте благородных девиц. Из преданий: «У неё были изысканные манеры, даже в старости она «держала спину», блестяще владела французским и немецким языками, но искренно удивилась прослышав, что Земля имеет форму шара. Для благородных девиц такие познания были необязательны» /из О.Л. Племянник некогда собирался писать рассказы, но у меня нет для вас другого источника./ На её туалетном столике, однажды появилась фотография Булганина.

– Тётя!!! – задохнулся Олег.

– Ну, – оправдывалась тётя, – во-первых, интеллигентное лицо. Дворянин! Во-вторых, Николай Александрович. Приятно. – «Николай Александрович», так звали последнего царя. Войдя в комнату, где сидел племянник с товарищами, тётя как-то оговорилась: «Господа, прошу к столу»

Олег клялся, что «господа» с перепугу вымыли руки.

Так вот, старшая тетя говорила:

– Всё, что произошло в семнадцатом году, на самом деле справедливо. Очень мало нас было. А народ жил плохо, невообразимо плохо, безграмотно и нищенски, и это ничуть не интересовало ни царя, ни правительство, ни, так называемых, общественных деятелей. Мы получили то, чего заслуживали.

Не так уж плохо её учили в «благородном институте». Я верю ей больше, чем рассказам о патриархальной, богоносной, а заодно и прогрессивной России, которую мы, будто бы, потеряли. Так легко соблазнили её большевики вкупе с жидами! Тётя может, и не догадывалась о форме Земли, но знала, что в саду падают гнилые яблоки.

У Олега тоже была фотография вождя. Нет, не Булганина с его сомнительно интеллигентным лицом. В марте тысяча девятьсот пятьдесят третьего, он вырвал из «Огонька» большую, в полный разворот фотографию с надписью «Иосиф Виссарионович Сталин в гробу». Поставил в стекло книжного шкафа, как раз напротив своей тахты.

– Просыпаюсь и сразу вижу: в гробу! Точно в гробу. Не приснилось.

Внизу жил уголовник, весь татуированный и даже на свободе стриженный наголо. С Олегом они были друзьями. Раздался звонок. Олег сидел за пишущей машинкой, одним пальцем перепечатывая роман «В круге нервом». По столу разбросаны листы с текстом. В линзе покачивается испитая рожа с дыркой вместо зуба. «Что он в этом понимает?» – подумал наш Иван Фёдоров и открыл дверь.

– Дай трояк на опохмелку, – сказал уголовник. – Бля буду, верну. Шланги горят, а змея кричит – «нету»! Врёт падла, найду. Но пока дай.

– Ясно, врёт, – сказал Олег и полез в гардероб за бумажником. Уголовник ткнул пальнем лист, зажатый в машинке. Ухмыльнулся.

– Гы-ы! – сказал. – Тебе срок будет больше моего! Гы!

Понимает, оказывается..

Олег Лапин на подпольной выставке абстракционистов: «музей невразумительных искусств»...

У Олега было две жены. Каждая другую не любила. Первая жена поменяла его на его же старого друга. В дверях Олег предупредил:

– Не шуми. В боковушке новый родственник занят творческим трудом: дату подделывает в моём больничном листе.

Профессионализм и мастерство он, как интеллигент, уважал.

Вторая жена, Ляля говорила, поглядывая на мужа: – Я знала, что любовь зла, но не настолько же!

Он говорил, сверкая зрачками:

– Ну, за «козла» ты мне ответишь!

Она говорила, помахивая скалкой:

– Отвечу, не сомневайся!

И так все тридцать лет…

Ляля была украинской националисткой, а Олег русским шовинистом. Трёхмесячная дочка, лёжа в деревянной кроватке, пускала пузыри.

– Ну, – говорил папа, с каждым словом повышая голос, – ну как же ты, дочка, относишься к Советской власти?! – последние слова он просто орал. Дочка пугалась и ревела. Ещё плевалась и сучила ножками. Гордый Олег поднял голову и посмотрел на меня, как бы сверху вниз.

– Гены! – произносил уверенно. И возможно был прав: выросши, дочка свалила за бугор. Времена ещё были тяжёлые и еврейкой она ни с какой стороны не была, границу, говорят, пересекала по-пластунски в густом колючем кустарнике. Привязав на спину малолетнего сына.

Проползли. Живут в городе Стефана Цвейга и Теодора Герцля. По слухам, внук Олега быстро забывает русский язык.

…Когда в городе Киеве, в исконно русской, православной семье рыжего котёнка зовут Натан, это далеко не всем нравится.

– Конечно, – сказал сосед Изя, глядя в потолок и аккуратно стряхивая пепел на чистое блюдечко, – конечно. Почему бы и не назвать рыжего кота Натаном? Почему нет? Или, скажем, Соломоном... Давидом...