Давид Малкин - Король Шломо

Друзья опять заговорили все разом, и Рехавам снова поднял руку.

– Вы поняли, что северные племена пришлют старейшин, и те мне скажут: «Отец твой возложил на нас тяжкое бремя, но ты облегчи его, и мы будем служить тебе». Я попрошу у них время подумать, вернусь в Ерушалаим за советом, что ответить северным племенам. Если спрошу пророка Натана или советников моего отца Ахишара и Завуда, вы же знаете, они скажут: «Ответь этим людям добрым словом, и они будут верно служить тебе».

– Точно! – подтвердили друзья. – Так они и скажут.

– А если я спрошу вас? Что вы мне посоветуете?

– Скажи им: «Отец мой возложил на вас тяжкое бремя, а я сделаю его ещё тяжелее. Сборщики податей моего отца наказывали вас плётками, а мои будут наказывать бичами!» – выкрикнул Атай.

Молид и Эцбон одобрительно закивали.

Рехавам вдруг приложил палец к губам, прислушался и на цыпочках вышел из дома. Через несколько минут он вернулся.

– Показалось. Теперь послушайте. Вчера лекари сказали мне, что король Шломо умрёт со дня на день. Поэтому, говорю, не стоит ничего предпринимать. Ждать осталось недолго.

Стражник у Долинных ворот заслонил проход.

– Как тебя зовут? Куда идёт твой караван?

Паломники покидали Ерушалаим. у ворот в городской стене сидели на земле иврим из разных племён и слушали, что отвечают стражникам, чтобы знать, к какому каравану присоединиться.

– Меня зовут Яцер бен-Барух. Я иду к себе домой в надел Ашера, – поглаживая белую бороду, ответил старик. – Те двое с копьями, которые идут впереди верблюдов, – мои сыновья. Все подати Ерушалаиму и Храму мы уплатили.

– Идите с миром! – пожелал стражник, отходя в сторону.

Наконец-то подул ветер, но прохлада не наступила. До конца Восьмого месяца дождя ещё не было, зато первый же день Девятого месяца начался всё сметающим ветром и проливным дождём. Поток воды проделал яму у выхода из Храмового сада, смыв землю и оголив корни кустов.

А на следующий день вернулись зной и оцепенение природы.

По дороге, огибавшей Ерушалаим с северо-запада, караван с паломниками направился к наделу Ашера.

После полудня, напоив уставших верблюдов, караванщики разлеглись на отдых в тени прозрачной теребинтовой рощи. У Яцера бен-Баруха с самого утра было нехорошо на душе. Отказавшись от еды, он отошёл от стоянки, поднялся на высокий холм и долго вглядывался в сторону Ерушалаима, стараясь разглядеть Храмовую гору. И он увидел её. Увидел Храм на вершине горы и, не поверив глазам, начал их протирать. Стоя в лучах заходящего солнца, Храм не был освещён, у него не было никакого цвета или он принял цвет облаков, паривших сейчас над стоянкой ашерского каравана.

«Храм умер», – подумал Яцер бен-Барух и испугался этих слов.

Топот мула прервал мысли Яцера бен-Баруха. Он повернулся в сторону тропы, пролегавшей неподалёку, и увидел, как по ней проскакал на север воин с луком и копьём за спиной. Он очень торопился и даже не обратил внимания на ашерский караван.

Когда воин скрылся из виду, Яцер бен-Барух отпил воды из фляги, висевшей на поясе, и пробормотал себе вслух:

– Ты просто состарился, Яцер бен-Барух. Как может умереть Храм!

Но он уже знал: что-то нехорошее случилось в Ерушалаиме.

Король пожелал, чтобы в тени под стеной Храма поставили для него скамью. После окончания жертвоприношений он сидел там, прикрыв глаза, и охрана не подпускала к нему никого.

Точно так же, как незадолго до смерти Господь вдруг возвратил силы Давиду, Он вернул их и королю Шломо. На праздник Рош-ха-Шана он обратился к народу во дворе Храма, поздравил его, а потом сильным молодым голосом прочитал свиток, названный им «Коэлет».

– Я, Коэлет, был королём над Израилем в Ерушалаиме.

И предал я сердце тому,

чтобы мудростью изучить и изведать всё,

что делается под небесами…

Паломники решили, что ерушалаимские слухи обманывают, что король Шломо по-прежнему крепок, и мысли у него ясные.

Но после праздника он вернулся на свою скамью у Храма и теперь проводил на ней большую часть дня. Те, с кем король хотел бы побеседовать, уже ожидали его в ином мире. Умерли пророк Натан и все учителя Шломо, убит был нищий солдат Шимон, возвращаясь в память только затем, чтобы король мучался, оттого что не успел подарить ему новую рубаху. Шломо казалось, что он перебирает воспоминания и нанизывает их на одну длинную нить, которую заберёт с собой, потому что без него эти воспоминания никому не будут нужны.