Степан Злобин - Степан Разин. Книга вторая

— Врешь, отдашь! — крикнул голос.

— Ан не дам! Ан не дам! — не помня себя, визгливо, как баба, кричал Прозоровский, до пояса вылезая из тесного чердачного окошка.

— Собака в конуре, робята! — выкрикнул кто-то снизу.

Он рассмешил толпу.

— Давно бы откликнулся, воевода! Ладом тебя звали сперва, — сказал Чикмаз. — Не дашь денег — дотла разорим.

— Раздайсь! Раздайсь! — послышались громкие выкрики, и словно какой-то смиряющий ветер пронесся по площади. Толпа приутихла. Умолкли удары в дверь. Карета с факелами, запряженная четверкой митрополичьих коней, остановилась невдалеке от воеводского дома.

Старик с седой трясущейся головой — митрополит Иосиф — вышел из колымаги.

— Чего вы, бесстыдники, ночью шумите! — как детям сказал он стрельцам, и на утихнувшей площади негромкий старческий голос его был явственно слышен.

— Воевода нас голодом держит, владыко!

— Год жалованье не хочет платить!

— Вели нам отдать стрелецкие деньги! — жалобно заговорили стрельцы, будто и не они лишь минуту назад рубили воеводскую дверь.

— Поговорю я боярину воеводе. Идите-ка все по домам. Ишь, как тати в ночи, сошлись! — пенял старик, проходя сквозь толпу. — Кто же ночью вам станет платить! И денег-то ночью не видно, а деньги счет любят!.. Идите покуда…

Толпа раздавалась, давая митрополиту дорогу к крыльцу. Стрельцы на его пути подставляли горстками руки и склонялись под благословение.

Торопясь опередить митрополита, воевода спустился вниз, натолкнулся на затаившегося сотника и послал его отпереть двери, а сам кликнул слугу зажечь свет в дальней горенке. Трясущийся старикашка благословил боярина.

— Вешать мятежников, отче святой! Всех их вешать! — рычал воевода, мотаясь туда и сюда в тесной комнатке, и бородастая тень его от мигающей тусклой свечи дергалась и плясала на потолке. — Мятежом ведь пришли к воеводе, к боярину царскому, мятежом!..

— Кроток и милостив будь к ним, Иван! Господь любит кротких, — увещевал его митрополит, словно в самом деле воевода был в этот час в силах кого-нибудь миловать или казнить. — Уплатить ведь им надобно деньги, боярин Иван. Не противься. Смутное время пришло. Не задорь народа. Надобно деньги отдать…

— Шиш отдать им! — воскликнул боярин. — За то, что они меня лают бесчестно да топорами двери секут?!

— За шум наказуй, когда время придет. А ныне добром с людьми надо. Ты деньги отдай, — повторил старик.

— А где я возьму? — огрызнулся боярин. — В Приказной палате и денежки ломаной нету!..

— Из монастырской казны ссужу, — заикнулся старик.

— Взаймы для воров?! Пусть ведают дети собачьи, что надо с покорством идти, а не смутой! — стоял на своем воевода. — Вот князь Семен в город воротится…

— Уймись ты! Не время спесивиться ныне! — отчаянным шепотом прошипел митрополит. — Семен-то у вора! У в-о-р-а! — беззвучно еще раз сказал он.

Шепот его прозвучал, как гром… Воевода смотрел на него растерянно, не понимая страшного значения сказанных им слов…

— Как же так… для чего? — прошептал он беззвучно в лад старику. — Куды ж он?..

Темные пятна плыли перед глазами воеводы. Остановившимся взором глядя куда-то сквозь старца, заикаясь, он прохрипел:

— А войско?.. Где войско?..

Митрополит молча значительно посмотрел на него и развел руками, словно не в силах сказать всего, что стряслось…

— Что врешь?! Что ты врешь?! Как тому совершиться?! Не может! Четыре тысячи лучших стрельцов… пушки… ядер довольно… Не может! Не мо-жет!

Воевода, забывшись, схватил старика и тряс его так, что всегда дрожащая голова митрополита Иосифа безвольно замоталась туда и сюда…

— Не кричи! Не кричи ты! Отчаянность губит людей!

— Казнить его за измену, повесить! — в бессилии простонал воевода.

— Грешно, Иван, — остановил его старец. — Князь Семен в сей час, может, мученическую кончину примает, а ты — эко слово!..

— Нет, вре-ешь! Он кончины не примет! Он к дружку своему подался! — отчаянно прохрипел Прозоровский. — Собака изменная, падаль, вор, бражник бесстыдный! На дыбу его потяну! На стене городской на потеху всей черни повешу!

В окошко горенки, еще по старинке затянутое пузырем, со двора застучали, раздался шум, свист во дворе…

Митрополит и боярин вскочили с мест.

— Во имя отца, и сына, и духа святого! Уймитесь вы там, озорные! — воскликнул митрополит. — Я иду к вам! Идем со мной, сотник, — позвал он и, на ходу благословив боярина, вышел из горницы.

Погасив свечу и на цыпочках выбравшись в большую комнату с выбитыми стеклами, воевода смотрел на темную площадь, куда вышел старик.