Степан Злобин - Степан Разин. Книга вторая

В церкви пели обычный молебен. Поп бормотал заклятие: «Да воскреснет бог». Как каждый день, поп окропил «святой» водой круг возле Разина, круг, через который «колдун» не мог бы уйти… Но Степан уже видел, что и сам поп не верит в его колдовство…

И вот потекли на площадь со всех сторон люди — прежде всех значные казаки, домовитые хозяева понизовьев, старшинство… Они обступили помост. Молодежь — с мушкетами за плечами. Потом — простое казачество из станиц… Подъезжали конные с пиками у стремян, становились позади толпы, чтобы не застить пешим зрелище казни.

Степана никто не расковывал, ему в этот день даже не принесли с утра его постоянную пищу — хлеб и квас. Это было против обычая: всегда обреченного казни в канун ее и поутру заведено было сытно кормить, даже давать вино…

Каждый день смотреть на Степана сходились кучки людей. Казалось бы, в этот последний день должно быть зевак больше всегдашнего, но никто не смотрел — всем было не до него. О нем позабыли…

Народ зашумел на площади. Взоры всех обратились куда-то в противоположную сторону.

— Ведут! — крикнул кто-то.

И вслед за тем с колокольни пронесся одинокий нежный, плачущий удар колокола.

Пока он звенел и таял, Степан догадался… О чем? Он и сам не решался себе признаться: это было страшнее, чем казнь…

Второй удар в колокол большей величины, такой же протяжный и одинокий, рванул его за сердце. Это был похоронный звон по тому, кого где-то там, за толпой, подводили к помосту…

На помост поднялся палач — пленный турок с двумя помощниками. Несмотря на свою слепоту, Степан их узнал по красным рубахам…

Дружный звук нескольких колоколов раздался над площадью, медленно таял… Поп в черной рясе торопливо вышел из церкви, держа в руке крест.

— Палач, кого казнить спешишь? — спросил его Разин, когда поп поравнялся с ним.

Еще поспешнее, не оглянувшись, поп сбежал с паперти и зашагал к толпе, окружавшей помост…

Тягучий похоронный перезвон продолжал звучать над Черкасском…

Конные казаки оттесняли толпу от церкви, когда она слишком приближалась сюда.

«Страшатся ко мне допускать людей!» — мелькнуло в уме Разина.

Рана на голове загудела ударами, словно по ней били молотом, в ушах стоял звон, в глазах замелькали слепящие черные пятна и золотые искры, сквозь которые было почти ничего не видно.

Петруха Ходнев с конными казаками гнал на площадь толпу пленных разинцев, взятых на острове и выловленных поодиночке в степях после боя.

Корнила с седла в тревоге взглянул на огромное шествие связанных пленников.

— Что ты, сбесился?! Куды столь пригнал! — рыкнул он на Петруху — Народ во смущенье приводишь… Пошто ты их всех?..

— Не беда, пусть страшатся! — ответил Петруха. — Два десятка чертей, которые лезли из Паншина в город Степана спасать, те первыми лягут на плаху. Пусть ведают все, что не будет спасенья, кто злодеев пойдет выручать Потом атаманов и ближних людей палачам под топор, а там ты, коли хочешь, им милость объявишь, — тебе же хвалу воздадут!

— «…клятвопреступника, вора, злодея, анафему Стеньку спасти из неволи да для того пробраться в черкасские стены, пожогом пожечь войсковую избу, затеять смятенье и расковать своего атамана. За то войсковой судья и вся войсковая старшина тех казаков обрекли принародному отсечению головы, да кто впредь помыслит вора, безбожника и убийцу Стеньку Разина вызволять, с теми будет содеяно против того же…» — читал войсковой подьячий с угла помоста…

Степан видал, как ввели на помост казака. Тот молча взошел, поклонился народу, перекрестился и лег.

«Кого же казнят? Кого?» — думал Степан.

Казнь прошла в молчанье. Только глухой удар топора отдался над площадью, и тотчас же вслед за ним раздался удар похоронного перезвона…

Взор Степана туманился блеском солнца и охватившим его волнением. Он не узнал казака, не расслышал названного подьячим имени. Вторая безвестная для Степана казацкая голова пала с плахи… Третья…

Кто же послал их из Паншина? Кто у них там атаманом? Наумов? Не кинет тезка. Других уж пошлет не двадцать — два ста казаков и две тысячи наберет… Войсковую избу сберегли от пожога, так весь Черкасск погорит…

Разин по-прежнему не мог разглядеть тех, кого подводили на казнь.

— Эй, друже, казак, кто там в Паншине атаманом? Кто посылал меня выручать? — громко спросил Степан.

Казак на помосте хотел перед смертью перекреститься, поднял руку да так и застыл.

— Ты тут еще, батька? — выкрикнул он. — Спасибо, что голос подал. Теперь помирать-то мне легче!.. Мы сами шли, батька. Побиты ведь атаманы…