На площади в задних рядах толпы в это время поднялась суматоха, словно кто-то проталкивался, рвался сквозь людское скопище, послышались приглушенные возгласы, восклицания. Многие головы повернулись в сторону шума.
Войсковая старшина, опасаясь явить страх и утратить достоинство, беспокойно косилась на окружавших…
— Трижды проклят безбожник, враг церкви Христовой, убийца, вор, клятвопреступник, анафема Стенька! — выкрикнул поп и в третий раз опрокинул свечи. Пламя затрепетало, и фитили потухли, распространяя чад.
Толпа раздалась, пропуская к церкви неприбранную, с измученными глазами, запыхавшуюся от долгой и быстрой ходьбы Алену.
Вырвавшись наконец из людского скопища, Алена остановилась, взглянула на скованного цепями мужа, грязного, со всклокоченной поседевшей бородой, в растерзанном дорогом кафтане и об одном сапоге, глядевшего в пол, где лежала краюха.
Домовитые успокоенно переглянулись и отвели от несчастной глаза.
Алена всплеснула руками, ноги ее подкосились, и молча она упала на колени там, где стояла. Глаза ее помутились, но слезы не лились по щекам, а как-то странно держались, дрожа между густыми ресницами. Она вся была в этих покрытых трепетной влагой синих глазах, затаивших отчаяние и муку.
— Так да погаснет в душах людских любовь к анафеме Стеньке. Так потухнет бесовская сила его, как погас для него свет любви и прощенья божьего! — возгласил поп, глядя на тающий чад от погасших свечей.
— Аминь! — откликнулись дьякон, псаломщик и с ними Петруха.
Стоявшая рядом старшина с поспешностью начала расходиться.
— Степанушка! — закричала Алена, протянув к мужу руки, но не в силах подняться. — Да что же злодеи с тобой сотворили?! — вскричала она, не вставая с колен.
Степан только тут, только вблизи, узнал ее и ласково посмотрел на нее.
— Встань, Алеша, — глухо сказал он. — Жива! А Гришатка?
И слезы теперь сорвались у нее с ресниц и потекли по щекам. Алена вскочила, метнулась к нему, но казаки охраны скрестили меж ней и Степаном две пики.
— Назад! Куды к сатане полезла!
Она не слыхала окрика. Схватившись за пики руками, как за ограду, которая отделяла ее от Степана, она видела и слышала только его одного.
— Гришатка не ведаю где, — говорила она. — Тогда же вослед за тобой увели. А я-то сомлела… Меня Машута да Катя с Парашенькой взяли, держали, никак не пускали, насилу-то я убегла… А ныне сказали народ, что тебя показнят… уж как я бежала.
По щекам Алены, оставляя мокрый след, текли слезы, мокрая прядка волос прилипла к потному лбу.
— А как атаманы? — нетерпеливо спросил Степан. — Тезка где? Федор Каторжный, дедко Панас?..
— Не ведаю ведь сама ничего, Степан Тимофеич…
Пробираясь в толпе, она не слышала слов проклятья и не думала ни о чем теперь, кроме того, что перед нею закованный в цепи ее муж, ее жизнь…
Степан тоже глядел на нее, позабыв о толпе, окружавшей церковь, как будто их было здесь только двое…
— Неужто тебя казнят?.. — опять прорвалась рыданьем Алена и снова метнулась к нему. — Пойду лягу вместе с тобою на плаху! — вскричала она.
Но пики скрестились выше и крепче.
— Наза-ад! — зарычал караульный.
Алена вдруг возмутилась.
— Да что ты, взбесился?! Кого не пускаешь, ирод? Жена я ему! — закричала Алена, с неожиданной силой встряхнув обе пики.
— Женщина! Стой, раба божья! — громко сказал поп, выходя из церкви. — Не муж он тебе, и ты ему не жена. Уймись! Церковь тебя с ним венчала, церковь отторгла тебя от него. Проклят он…
— Господи! Боже! — воскликнула она, в страхе крестясь.
— Не греши? — остановил ее поп. — Краше тебе молиться за нехристя, чем за него: ангел-хранитель покинул его в слезах… Сам патриарх его проклял…
— Гос-по-ди-и! — вскричала Алена, только тут и поняв, что постигло Степана. — Боже мой, да за что мне одной, окаянной, сдалося такое!.. Сына малого отняли, вот казака проклинают!.. Да что ж я наделала?! Чем виновата у бога?!
Алена вцепилась пальцами в косы, дернула клочья волос и упала на землю.
Какая-то женщина из толпы, глядя на муки ее, не сдержала слез и вскрикнула.
— Муж мо-ой! — вопила Алена.
— Уймись, неразумная, — неумолимо твердил ей поп. — Нет у него ни жены, ни детей, ни брата. Сатана и нечистые — то ему вся родня. Токмо молитвою перед богом…
— Встань, Алешка! — твердо и повелительно перебил Степан. — Продали нашего бога боярам за тридцать алтын… Нет больше бога!..
— Унять колдуна! На бога хулу шумит! — взвизгнул Петруха.
Читать дальше