Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)

– Чего ж ты хотел сказать воеводам?

– Вину, мол, приносим царю. Домой хотим.

– Слыхал, как повесили прошлый год сто пятьдесят человек наших изменщиков астраханские воеводы?

– Слыхал.

– Чем от смерти хотел откупиться?

– Твоей головой, – махнув рукой, просто и прямо сказал казак.

– Дешевая атаманская голова, коли ты ее за дурацкий кочан продать вздумал. – Разин обернулся к Наумову. – Срубить ему руки и ноги, Наумыч. Пусть сдохнет не сразу.

– Смотри, атаман! Покуда сильны были, мы за тебя кочнов своих не жалели. А нынче народ хвор. Не я, так другие тебя продадут... Мыслишь, смерти страшусь? Мне плевать! Может, чаешь, я мук забоялся? Я сам людей мучил, мне тьфу! На измену пошел, так я знал, что ты не помилуешь...

– Ладно, идем, – подтолкнул Наумов. – Казнят тебя на твоем струге. Твои казаки и казнят.

– Не пойду! – сказал Ежа твердо. – Тут меня казни.

– Чего-то?! – спросил Разин.

– Мои казаки плакать станут. Любили меня. Так со мною ты пуще беды наживешь!..

– Вода-а! Вода-а!.. Сладка вода-а! – закричали с сущи казаки, сразу отъехавшие на поиски ручья или речки на берегу.

Крик этот летел, как весть о победе. И разом со всех стругов на челнах пустились к берегу сотни людей с говором, с шумом... В заливчике вдруг стало тесно, челны зацеплялись веслами друг за друга, сталкивались боками... Видно было, как на берегу толпятся казаки, склоняясь к земле и припадая ртами к источнику.

– Ведь эка, струги кидают!.. А ну вдруг в сей час нападут на нас с моря! – воскликнул Наумов.

– Брось, тезка, дай им напиться! Уж больно ты строг! Воротятся тотчас, – сказал Степан.

Разин, Наумов, Сукнин, Еремеев и с ними Ежа глядели со струга на оживший залив. Возвращавшиеся челны сцеплялись с шедшими к берегу. Успевшие раньше достичь берега протягивали запоздалым пресную воду в ковшах и в кружках, поили их и опять вместе с ними поворачивали назад. По берегу к лодкам несли кувшины, катили наполненные бочонки, словно им нужен был снова запас для большого похода по морю.

Атаман и есаулы радостно усмехались, видя, как вдруг ожили люди, всего только час назад казавшиеся бессильными и больными. Даже в усах обреченного за измену Ежи блуждала усмешка, и глаза его светились теплом.

– Атаман! Степан Тимофеич! Слышь, батька, студеной да сладенькой на-кось! – крикнули рядом с челна.

Казак протягивал полный пузатый кувшин воды. Лицо казака выражало довольство, почти что счастье...

– Пей, батька, до дна! Еще привезу!..

– Куды к чертям! Что я, корова?! – со смехом ответил Разин.

Он передал тяжелый кувшин Наумову, тот – Сукнину.

– Век бы не пил вина, все водицей бы тешился! – сказал Еремеев, напившись досыта и отдавая кувшин Еже.

Ежа пил долго и с наслаждением. Передал порожнюю посудину казаку в челн.

– Теперь казни, Тимофеич. Помирать не жалко, – сказал он Разину.

– Пошел вон, дурак! – огрызнулся Разин. – Еса-у-ул нашелся!.. Изменой к боярам... Эх, ты-ы!.. Тащи свой кочан, пока цел!.. А еще хоть и в малой вине провинишься – срублю башку к черту... Срам на тебя смотреть!..

– Стало, что же, простил меня, батька?.. – неуверенно спросил Ежа, и голос его в первый раз задрожал.

– Сказали: ступай – и ступай! – прикрикнул Наумов.

– Ну, спасибо, Степан Тимофеич! Сложу за тебя башку не задумавшись в битве. Устыдил ты меня! – сдавленным голосом сказал Ежа.

Он поклонился Степану в пояс и спрыгнул в челн.

– Дядя Митяй, давай-ка бочонки! – подчалив к стругу, крикнул Тимошка. – Все бочонки налью водой!

– На кой тебе леший, Кошачьи Усы! Мы завтра в Волге купаться будем, – со смехом отозвался Степан.

С другой стороны подошел на челне Сережка Кривой.

– Стяпан Тимофеич! На учуге тут в шатрах да в бурдюгах балык, икра, лук, чеснок, редьки, репы много, винца толика. Учуг-то митрополичий: иконы повсюду, лампадки горят, монашеской рухляди куча, а работные люди раздеты и голодны, как собаки. К нам просятся волей.

Степан приказал все забрать. Но Сергей не решился ограбить монахов. Он вернулся к себе на струг, захватил добытую в Персии христианскую церковную утварь, где-то ранее у армян или грузин награбленную персами. Он был даже рад развязаться с этой добычей, словно возврат ее церкви снимал с него все грехи.

«Так и сквитаемся с архиреем: снеди взяли, а божью посуду покинули!» – утешал он себя...

Сергей кропотливо делил по стругам лук, чеснок, редьку, как многодетная мать, стараясь не обделить ребятишек.

По каравану слышался говор, смех. Всем хотелось устроиться ночевать на суше.