Степан Злобин - Степан Разин (Книга 1)

– А как же без круга? Мы сами сходку учнем! – крикнул Золотый.

– Что же, мы куренями, без круга, пойдем пособлять запорожцам?! – воскликнул озадаченный Разя.

– Как хочешь, кум, – отрезал Корнила. – А кто вздумает в войсковой набат колотить самочинством, тот государю ослушник; в цепи того да в Москву пошлем на расправу... Пиши, письменный, – внятно продиктовал Корнила: – «Войско Донское идти на ляхов войною не может и никому донским не велит, а какой казак собою пойдет, и в то и Войско его величеству не повинно». На том помиритесь, все атаманы, и тайному кругу конец.

Корнила вдруг повернулся в сторону запорожцев и ласково поклонился.

– А вас, дорогие гости, прошу хлеба-соли кушать в моем дому. За чаркой лучше прикинем, чем может Дон пособить Запорожью да как государю в письме писать о вашей войне с королем.

Разя побагровел он напряжения, силясь разгадать, в чем же на этот раз хитрость Корнилы. И вдруг жар стыда окатил его с головы до ног при мысли, что хитрости-то тут и нет никакой – Корнила сказал то, что думал.

Разя первым вскочил с места. Он позабыл старость, и давние раны, и соловецкое богомолье. Желчь закипела в нем. Он не мог простить себе доверчивости, которая была у него к атаману. Теперь только понял он, как далеко зашла близость Корнилы с Москвой: старинная казачья воля оказалась повязанной по рукам и ногам боярской веревкой.

– Тьфу ты, кум! Не кум, а собака поганый! – воскликнул он. – Охвостье боярское, чертов ты сын! – Разя плюнул Корниле под ноги. – Бога и совесть забыло старшинство донское... Я полк собираю. Гайда со мной, Боба! Едем со мной, запорожцы!

И Тимофей, не глядя на атамана, шагнул за порог. «Ах, старый дурак я, старый дурак! – бранил он себя. – Поверил такой изменной собаке!»

– Кликнем клич по Дону – все возметутся панов колотить! Едем ко мне во станицу! – как молодой, горячась, кричал Разя уже на крыльце.

Возбужденной, шумной толпой высыпали на площадь казаки.

– Степанка! Коня! – позвал Тимофей на всю площадь.

Стенька верхом бойко и весело подскакал к войсковой избе, ведя в поводу Каурого.

Он соскочил, чтобы придержать отцу стремя, но распаленный гневом старик без помощи, по-молодому прянул в седло. В общем гвалте и говоре Стенька не мог разобрать, что творится. С шумом спорили запорожцы, разбирая от коновязи своих коней. Толпа любопытных донцов, ожидая от старшины объявления о решениях тайного круга, тесно сгрудилась у крыльца, иные расспрашивали выскочивших стариков, а те что-то всем объясняли, надсадно и возмущенно крича и размахивая руками. Трудно было со стороны в этом гвалте разобрать хоть единое слово.

На крыльцо вышел сам атаман. Стенька успел разглядеть, что лицо его побагровело, черные брови сошлись, а глаза сверкают досадой и злостью.

– Орда татарская! Свистуны! Державной заботы не смыслите, побродяги!.. – гневно кричал Корнила. Он встретился взглядом со Стенькой и тотчас отвел от него глаза. – Не слушайте, запорожцы, старого кобеля! Я добра вам хочу. Ино тут, в войсковой избе, ино дома беседа вокруг хлеба-соли, – добавил он, обратясь к запорожским послам.

– Пошли, браты!.. Наплевать на его хлеб-соль! – крикнул Разя, махнув рукой.

– Батька, куда? – спросил озадаченный Стенька.

– Домой!

Тимофей взмахнул плеткой. Кони запорожцев рванулись вослед Каурому.

Степан растерянно взглянул еще раз на Корнилу, окруженного алыми кафтанами войсковой старшины, поглядел вслед отцу и, склонясь к луке, хлестнул по крупу коня. Мелькнула тоскливая мысль: «Пропал мушкет, не будет мышастого жеребца с атаманской конюшни!»

Во двор к Тимофею Разе, кроме гостей запорожцев, наехала буйная донская молодежь, жадная до походов и воинской славы, – горячие и отзывчивые сердца, да и просто те из донцов, кто думал нажиться в походе богатой добычей.

– Чтобы не стыдно мне было вам, запорожцам, в очи глянуть, чтобы не думали на Украине, что все казаки на Дону продались боярам, поеду я с вами сам и семя свое с собою возьму, – сказал запорожцам Разя.

Донские казаки, собравшиеся во двор Тимофея, вскочили и загудели. Перебивая друг друга, они кричали, что тоже поедут биться с панами, обещая, что тот возьмет сына, тот – брата, а тот сговорит соседа.

Несколько дней в Зимовейской станице длились шумные сборы. Казаки ездили из станицы в станицу, гурьбой забредали в шинки и громко спорили за хмельным питьем, за игрой в карты и в кости, сговаривая и товарищей двинуться в дальний поход.