Степан Злобин - Степан Разин (Книга 2)

В тот же миг, едва Семен Иванович принял знамя и встал с колен, на стругах ударил салют из пушек...

Берег вздрогнул. И вдруг, словно отзвук, отгрянул салют с корабля, стоявшего в полуверсте от города, борта корабля мгновенно окутались пороховым дымом.

На стругах заиграли накры { Прим. стр. 91 }, сопели и трубы.

Князь Семен, неся принятое от Прозоровского знамя, благословляемый митрополитом, направился к своему головному насаду. По сторонам князя шли двое стрелецких сотников, за ним – остальные начальные люди и несколько человек сопельщиков, играющих на сопелях.

Взоры всех были устремлены на совершавшееся торжество, на пышное облачение митрополита, митра и посох которого под утренним солнцем сверкали рубинами и алмазами, на новое, тяжелого шелка, знамя с золотыми кистями, на князя Семена, шествующего со знаменем, и никто не заметил черную телегу, что выехала из городских ворот вслед за воеводой. Телега была накрыта заскорузлой холстиной, а по краям ее сидели палач и два его помощника...

Воевода дал знак палачам. Они сорвали с телеги холстину. Под ярким утренним солнцем на телеге сверкнула голубая парча и еще что-то желтое, зеленое, золотое...

Когда князь Семен подходил к своему насаду, палачи подхватили с телеги какое-то безжизненное тело и по сходням направились на передний струг, вслед за князем.

По всему каравану прошел ропот, послышались возгласы недоумения:

– Мертвое тело тащат!

– Пошто мертвое тело в золотном наряде?!

Палачи по-хозяйски взошли на струг.

Один из них приставил лестницу к мачте и высоко перекинул петлю, двое других захлестывали петлей шею мертвого человека в нарядной одежде.

С ближних стругов сотни глаз следили за ними.

– Кто же мертвого весит?! То чучело, братцы!

– Чучело Стеньки!

– Болвана в золотный кафтан обрядили! – послышались голоса стрельцов.

Люди смотрели теперь с любопытством на эту игру.

Огромная голова разряженной куклы безвольно моталась, не попадая в петлю...

Князь Семен между тем, не слыша за музыкой возгласов на стругах и не видя того, что творится, прошел на нос струга и укрепил на нем знамя.

В тот же миг снова ударили пушки со всех стругов. Снова откликнулись пушки с «Орла», и палачи, наконец управившись с петлей, стали тянуть на мачту свою жертву.

И вдруг казавшееся до тех пор безжизненным тело, подтянутое на самый верх мачты, задергалось, трепеща всеми членами...

Звуки музыки оборвались. Люди ахнули. Князь Семен только тут оглянулся назад и отшатнулся от того, что увидел. Это была казнь юноши, до полусмерти замученного пытками, юноши с огромной, распухшей, вздутой, как тыква, искалеченной головой, со срезанными ушами и носом и будто нарочно приклеенными торчащими кошачьими усиками...

Последнее содрагание пробежало по телу несчастного, вызывая жалость в сердцах всех, кто мог его видеть.

– Изверги! Дьяволы! – крикнул, не выдержав, кто-то из ратных людей на одном из ближних насадов.

– Вам самим так качаться! – воскликнул второй. Офицеры забегали по палубам этих стругов. Размахивая плетьми и тростями, они разыскивали виновных. Но роптал уже весь караван. Гул стоял над стругами, как в ульях. Многие ратные люди сдернули шапки с голов, не тая от начальных жалости и сочувствия.

Молились и громко роптали также в толпе горожан, скопившейся у городской стены.

– Эк сердечного истерзали! Вот мук-то принял за нас!

– Молодой! Чай, матке-то с батькою безутешно будет!

– А может, жене!

– Батька к нам его послал! – уверенно выкликнул кто-то.

– Самого атамана сынок! Бедня-ага! Да как же ответ-то дадим за него!..

– Не нам отвечать – воеводам!..

– Эй, брат-цы-ы-ы-и! Гляди, как зверье человеков мучи-ит! – послышался крик над Волгой.

– Кто кришаль? Кто кришаль?! – заметался немец начальник по палубе.

– Вон тот на мачте и сам кричит пуще всех!..

Князь Семен сбежал со струга на берег. Тревожный и взбудораженный, подскочил к воеводе.

– Пошто ты, боярин, повесил его на корабль? – спросил он, едва сдерживая негодование и ненависть.

Ратный человек, проведший всю жизнь в среде ратных людей, он знал отвращение воинов к казни и понимал, что зрелище казни бесчеловечно замученного пытками разинца лишь обращает сердца народа против бояр.

Но Прозоровский словно не слышал Львова. Сидя в седле, он подъехал ближе к берегу и поднял руку.

– Стрельцы! Люди ратные! – крикнул он. – Воровской подсыльщик народ призывал присягу и верность нарушить. И указал я его на мачте повесить ворам в острастку, чтобы видел вор Стенька, что вы государю любительны и присяге верны...