Генрик Сенкевич - На поле славы

— Правда, — говорили они себе, — турки подняли на ноги три части света, но если король наш, самый ярый их враг и истребитель, с такой радостью идет на эту войну, то и нам не о чем беспокоиться.

И надежда преисполнила их сердца, а вид войск еще больше увеличивал ее и превращал в глубокую уверенность в победе.

Войска, вместе с обозом, переполненным челядью, казались очень значительными. Насколько можно было окинуть взглядом, всюду сверкали отблески солнечных лучей на шлемах, на панцирях и саблях, на дулах мушкетов и пушек. Этот блеск был так силен, что глаза жмурились от его ослепительного света. Над войском в голубом воздухе точно радуга, переливались многочисленные знамена и флаги. Грохот барабанов в пеших полках смешивался с звуками труб, литавров и рожков, с адским шумом анчарских музыкантов и ржанием лошадей.

В начале смотра весь обоз прошел стороной, чтобы не мешать движению войск, и тогда только начался настоящий смотр. Королевские экипажи стояли на небольшом возвышении, немного вправо от дороги, по которой должны были проходить войска. В первом экипаже сидела королева, разодетая в бархат, кружева и перья, сверкающая драгоценностями, прекрасная и величественная, с царственным лицом женщины, которая обладает всем, чего она могла только пожелать в самых смелых мечтах, то есть короной и безграничной любовью славнейшего из современных монархов. Она тоже, как и окружавшие ее сановники, была уверена, что как только король — ее супруг — сядет на коня, вслед за ним пойдут, как это было и раньше, победа и истребление врага. И чувствовала, что в этот момент глаза всего света, начиная от Царьграда и кончая Римом, Мадридом и Парижем, обращены на него, что все христианство протягивает к нему руки и только в нем и его железных войсках видит спасение. И сердце ее преисполнялось женской гордостью.

«Наше могущество возрастет, а слава вознесет нас над всеми другими королями», — говорила она себе в душе, — и потому, хотя супруг ее вел, может быть, всего только двадцать тысяч воинов против неисчислимых полчищ турецких, грудь ее переполнялась радостью, и ни одно облачко беспокойства и опасения не омрачало ее белого лба.

— Смотрите на победителя, смотрите на короля-отца, — говорила она детям, так переполнившим экипаж, как птенчики переполняют птичье гнездо. — Когда он вернется, то весь мир преклонится перед ним в благодарности.

В экипажах виднелись то красивые лица придворных дам, то епископские митры, то серьезные и суровые лица сановников, которые оставались дома, чтобы управлять страной в отсутствие короля. Сам король находился уже возле своего войска, но он был хорошо виден на холме, среди гетманов и генералов, между которыми он производил впечатление великана, сидящего на коне. Войска должны были проходить внизу, как бы у его ног.

Прежде всех промчалась с глухим грохотом и лязгом цепей артиллерия пана Мартина Концкого, за нею шли пехотные полки с мушкетами на плечах, предводительствуемые офицерами, вооруженными саблями, бандольерами и длинными шестами, которыми они приводили в порядок расстроенные ряды. Эти полки шли квадратами, похожими на движущиеся крепости, размеренными, ровными и гулкими шагами. Проходя мимо экипажа королевы, они приветствовали ее громкими кликами и склоняли знамя в знак чести. Некоторые из них были одеты лучше других и выглядели довольно красиво, но шикарнее всех оказался кашубский полк в голубых мундирах с желтыми сумками для патронов, состоящий из крупных, здоровых солдат, так прекрасно подобранных друг к другу, что они казались братьями, а тяжелые мушкеты шевелились в их руках, точно тростинки. При звуках труб они как один человек остановились перед королем и отдали ему честь оружием так ловко, что король улыбнулся от удовольствия, а сановники начали переговариваться между собой: «Э! Даже султанской гвардии не поздоровится встретиться с ними. Прямо львы, а не люди».

Но вслед за ними потянулись полки легкой кавалерии польской. Это были настоящие гиппоцентавры, — так сливались в них человек и конь в одно целое. Они состояли из сыновей тех наездников, которые в свое время разбили всю Германию, изрубили саблями и растоптали копытами целые полки, даже и всю армию последователей Лютера. Самая тяжелая неприятельская кавалерия не могла сравняться с ними по силе, самая легкая — ускакать от них. Именно о них после Хотина говорил сам король: «Только бы довести их, а они уже выкосят все, как косари траву». И хотя в этот момент они медленно проходили перед экипажами, каждый, даже совершенно не знакомый с военным искусством человек, тотчас угадывал, что только ураган мог бы быстрее мчаться, поворачиваться и обрушиваться, чем они. Трубы и барабаны гремели впереди их, а они шли, знамя за знаменем, с обнаженными саблями, в колеблющемся блеске солнечных лучей казавшимися огненными мечами.