Борис Хотимский - Три горы над Славутичем

Тут Хорив ощутил такой приступ гнева и ярости, что не стал уклоняться от очередного удара, лишь чуть шагнул в сторону, как учил его Кий, и тут же всею силой своей ненависти послал лезвие меча вперед, навстречу наседавшей темной туше. Урс, только что промахнувшийся и снова поднявший меч для следующего удара, никак не ожидал такого внезапного выпада, не успел ни отбить его, ни прикрыться щитом. А Хорив лишь почувствовал напряженной рукой недолгое сопротивление чужой плоти врезающемуся в нее железу, услышал отчаянный рев вперемешку с обрывками срамных слов и вслед за тем ощутил оглушающий удар по шелому. Выдержал ли вороненый шелом с золотой насечкой, сработанный лучшим кузнецом Подола, цела ли голова, он тотчас не сумел определить…

Теперь он пришел к Хориву — появился у него на Лысой горе, подобный светлому духу, неведомо откуда, то ли из яра, то ли по воздуху перенесся. При знакомом долгом посохе нездешнего пятнистого дерева, в белом шерстяном плаще поверх белой, до пят, рубахи. Белокудрый, белобородый, белоглазый… Сторожа признала Белого Волхва, пропустила на Хорив двор, за частокол. Псы — цепные и вольно бегающие — подали было голос, но поглядели, потянули носами и притихли, приветливо вертя пыльными нечесаными хвостами.

Хорив был как раз у себя на дворе, в легкой сорочке, заправленной в шаровары, без плаща и шапки. Обучал отроков, как копье копьем же отбить, не покидая строя, по-ромейски. Приметил явившуюся высокую белую фигуру, велел отрокам продолжать науку меж собой, а сам поторопился навстречу старику. Предложил вина привозного ромейского — волхв отказался:

— Мы свое пьем.

— А меду нашего, Полянского?

— Мы, волхвы, свое пьем, — повторил, уточняя. — А мед я только тот потребляю, каким пчела свою детку кормит. Свежий, не хмельной. Сам пригуби, ежели охота, я подожду.

— Один не пью, — проявил себя и Хорив. — Проходи, рад тебе.

— Благодарствую. Я так зашел — мимо шел… Сидеть тут с тобой не стану, дорога долгая, а время коротко. Лучше ты со мной пойди.

Хорив знал, что уговаривать старика — затея пустая. Накинул на плечи свой черный плащ, надел хвостатую шапку из редкой черной лисы, опоясался коротким ромейским мечом. Кликнул было отроков с копьями, но волхв остановил:

— Не надо. Одни пойдем. Или страшишься один ходить?

— Я? — Хорив только дернул черной полоской усов над губой. — Пускай другие страшатся.

Они прошли верхней тропкой, оставив позади себя и Лысую гору Хорива, и соседнюю — Щека, и ту, что за ней, — Киеву. Хорив оглянулся раз и за деревьями не увидел дворов, только дымок над зеленой листвой уходил, чуть клонясь, в высокое лазоревое небо.

— Что головой крутишь? — спросил волхв. — Что учуял?

— А ничего, так…

— Не таись, вижу мысли твои. По родной крови затосковал? Оттого на дворы братьев глядишь?

Хорив промолчал. Ведает ли Белый Волхв то, что ведают они с Кием? Волхвы вроде все ведать должны. А старик принял то молчание Хорива и сказал непонятно:

— Родная кровь… Это, конечно, дело немалое… Комар на лбу у тебя. Не чуешь?

Хорив хлопнул себя по лбу, взглянул на ладонь — размазано пятнышко красное:

— Ого, насосался! Успел…

— А ведь то твоя кровь в комаре была. Твоя, не чужая. А ты его — хлоп! Вот тебе и родная кровь…

Вышел безрогий лось, встал поперек тропы. Эх, надо было лук с собой прихватить! Мечом его не возьмешь, не подпустит так близко, да и мал ромейский меч на сохатого…

— Стой и замри! — повелел волхв, как бывало прежде. И сам спокойно подошел к сохатому. Тот ждал, не убегал. Старик наклонился к раздвоенным копытам, сорвал что-то, предложил зверю. Тот осторожно потянулся немалой своей верхней губой, принял угощение и ушагал в лес.

Хорив вспомнил свой давний приход к Белому Волхву, как обходился старик со всяким зверем, как не кусали его пчелы и не тронули сегодня псы на дворе. Великой премудрости старик! Но куда он ныне направляется? Ведь долго идут уже. Не к пещере волхва — в иную сторону. Может, заплутался? Нет, быть такого не может, волхвы не плутают. А здесь и Хорив не заплутается, места все свои, знакомые.

Знакомые, знакомые места! Вот и великий камень, на отдыхающего быка похожий. Вот и две сосны стволами переплелись. А вот и та поляна, вся обласканная солнцем, с тем самым дубом посредине. А далее — березняк виден с осинником, стволы сырые, зеленые, и за ними — болото, а за болотом… Знать бы ту тропу заветную через топь, одним соседям ведомую! Может, Белый Волхв ее ведает? Может, для того и привел сюда Хорива — показать ту тропу? По которой прошел в последний раз ненавистный Урс — навстречу заслуженной своей гибели. Тропу, по которой перед тем утаскивал проклятый богами Урс бедняжку Милану, и те зеленостволые березки с осинками слышали ее крик отчаянный. А Хорив не слышал, не подоспел на выручку из далеких ромейских земель, с берегов покинутого теперь Истра. Раньше бы покинуть, раньше воротиться!..