Сергей Зарубин - Трубка снайпера

– Это продукты вам, Семен Данилович. Если не хватает – под­крепляйтесь, быстрее выздоравливайте. Сгущенное молоко, пе­ченье, сало… Кушайте на здоровье.

– Что ты, – смутился солдат. – Не работаю, поди, хватает. Ну-ну, спасибо… А сало назад тащи. Не привычный к чушке, не кушаем. Эка, не знаешь! Разный народ во взводе – разный скус. Чайку бы заварить теперь, Николай, силу набрать! А тут чего… Кофий приносют, сладкий, тьфу!

– Эх, – досадливо махнул рукой Юшманов. – Сам ведь был таежником, знаю! Ну, ничего, исправимся, пришлем. А это – та­бачок, специально для вас. Ждали-ждали подмоги и – пожалуй­ста. Нашему полку по пачке на взвод пришлось, по три затяжки на брата. Ребята так решили: пусть, говорят, Семен Данилович испробует заморский табак.

– Заграничный? – осмотрел Номоконов красивую обертку.

– Америка.

– Ишь ты, – помял солдат щепотку душистого табака. – Видно, совестно стало заморским помощникам. Пригляделись к нашему брату: знать, не пропадет подмога, заплатют советские, отдадут! Чего ж, попробуем, покурим… Может, и полегчает на фронте, эх!.. Говори, как живет лейтенант?

– Уже на охоту бегает, – рассказывал Юшманов. – Обожгло немного командира, в траншею сбросило. Ничего, жив и здоров! За этот бой благодарность от командира дивизии получил. Пра­вильно расставил людей, вовремя, хитро. С флангов били наши снайперы фашистов, сзади. Особенно Санжиев отличился – мно­го наворочал.

– А сам?

– Есть, – сказал Юшманов.

– Которые упали наши?

– Сергея Павленко не стало, – сообщил старший сержант. – От раны скончался, на позиции. Погибли Семенов, Жуков, Горбонос…

– Неужели так?

–Да, Семен Данилович, это так. Всех нашли, возле своего блин­дажа похоронили. Мстить будем за них – до самого конца! Откопа­ли и вашу винтовку, почистили, в пирамиду поставили.

– Сохранилась?

– Ждет вас не дождется. В чужие руки не даем – так лейте­нант велел. Тоже верующий. Святая, говорит, эта винтовка, с особым боевым настроем. А теперь последняя новость, – про­тянул сержант большущий конверт. – Письмо вам пришло из Нижнего Стана.

– Шутишь, Николай, – дрогнул Номоконов. – Чего пишут? Я ведь того… Быстро не могу, не обученный.

– Вот об этом – знаем.

«В руки снайперу Семену Даниловичу Номоконову» отправил письмо из Нижнего Стана его старший хубун 9.

«Здравствуй, – неторопливо читал Юшманов. – Куда ты уехал, запропался, совсем забыл о нас. Долго не было о тебе никакого слу­ха, а сегодня пришло письмо с фронта. Напугались, а потом узна­ли, как ты воюешь, и все тебе кланяемся».

– Ты давал знать?

– А разве можно так? – нахмурился Юшманов. – Полгода не писали домой, даже адреса не сообщили!

Улыбнулся солдат:

– Вроде бы кочевал, дело налаживал, охоту. А теперь можно, напишем. Дальше!

«Живем ничего, – продолжал Юшманов. – Много народа уеха­ло на фронт, а колхоз крепче стал, сильнее. Нам помогают, поэто­му школу я не бросил и первого сентября пошел в восьмой класс. Недавно вступил в комсомол…».

–Ухты!

«Учится и Прокопий, а Мишку носим в ясли. Мать работала на ферме, а сейчас кормит ребенка. Есть теперь у меня новый брат, а у тебя еще один хубун. Родился он недавно, и назвала его мать, как меня, Володей…».

– Ну? – привстал Номоконов. – Опять Володька? Это как? Ошиблась Марфа без хозяина… Гришей можно, Ванюшей, как лейтенанта, али по-другому. Мало ли…

– Надо бы совет держать, – опять упрекнул Юшманов. – Закру­жишься с такой семьей! Ни слова о себе, ни строчки… Ничего, не перепутаете! И у якутов это бывает. Владимир-старший и Влади­мир-меньшой… Хорошо!

«А о тебе, отец, стало известно и в правлении. Все радуются, что ты такой ловкий – немецкого „пантача“ положил на снег: Про­си своего командира, чтобы он подробно описал, как ты скрады­вал фашиста– все хотят знать. И еще он не сказал, в котором месте ты воюешь…».

Прочитал письмо Юшманов, крепко пожал руку и, развязывая шнурки халата, ушел. На передовую заторопился. Мишка Поплутин придет сейчас в палату – вот с ним будет долго говорить Номо­конов. Подносил солдат к глазам маленькие листки бумаги, шеве­лил губами, и буквы тихо, одна задругой, снова рассказывали ему о больших событиях, заставляли замирать сердце. «А на охоту мы ходим с Пронькой. Припасы есть еще. Ловим петлями зайцев, а не­давно добыли гурана. Я выследил, нагнал, а Пронька завалил…».

Нелегко в селе – понимает это Номоконов. Уезжая, он оставил сынишкам дробовое ружье и припасы – все, что имел. Берегите, сказал, попусту не стреляйте. Тайга богатая – подкормите семью. Молодцы, стараются. Эка дело, второй Володька народился! Чет­веро сыновей! Только и жить теперь в селе, детей растить, на ноги их ставить. А колхоз, смотри-ка… Знать, правда в гору пошел, раз учатся детишки во время шургуна – войны. Поднажал плечом на­род, не дает в обиду свою землю, изо всех сил старается.