Сергей Зарубин - Трубка снайпера

Посасывая холодную, давно потухшую трубку, Номоконов крался к немецкой траншее. Большие хлопья мягко ложились на лицо, на руки и плечи, заполняли следы. Солдат часто останавли­вался, замирал, но тишина была такая, что слышалось шуршание снежинок. Спокойно было кругом, – наверное, никому не хотелось стрелять в эту мягкую ночь первого снега.

Недавно Номоконов видел у штаба полка группу пленных нем­цев, и они почему-то показались ему длинноносыми.

– Однако, шибко будут мерзнуть зимой, – улыбнулся в темно­ту солдат.

Кому как… Наверное, со страхом смотрят фашисты на пова­лившийся снег, а таежному охотнику не усидеть в блиндаже. Каж­дый год, как только выпадал первый снег, выходил Номоконов из зимовья и по-хозяйски размеренно и бесшумно шагал к облюбо­ванной пади. Может, и в Нижнем Стане идет снег? Рано проснутся сегодня звери, оставят первые следы, заквохают удивленные глу­хари, затеют свои игры белки. Осыпая пушистый снег, стремитель­но взбежит на колодину резвый соболь. Но сейчас, наверное, уг­рюма тайга, молчалива. Нет в ней былой радости охоты по перво­му снегу.

Нет и у него, охотника, хозяйского шага. Война, ночной скрад.

Номоконов обошел озеро, постоял немного и тихо тронулся дальше. Встретился первый пень, и, ощупав его, солдат прилег. Ни шороха не слышалось, ни звука, и тогда, еще более осмелев, он крадучись переполз через гребень возвышенности. Вскоре встре­тилось сухое, обгоревшее дерево со сломанной вершиной. Номо­конов видел его днем в бинокль и вот теперь так удачно и точно вышел к нему. Солдат пошарил руками возле корней, нащупал сби­тые сучья. Он знал: неподалеку, на открытой поляне, есть старые воронки и, найдя одну из них, вынул из чехла лопатку. Солдат уг­лубил яму, срезал по бокам еще не промерзший дерн, положил сверху два сучка и накрыл их простыней. Ячейка сливалась с землей. Таежный охотник был верен себе и на открытом месте не любил делать сидки, возле каких-то ориентиров – враги обстреливали их. Номоконов подгреб, примял снег, тронутый ногами, прислушался и полез в укрытие.

Несколько раз он протягивал ладони, ловил снежинки, густо сыпавшиеся с неба, а потом положил голову на руку и стал ждать рассвета.

– Вали, снег, да побольше!

Сегодня вышли все двадцать восемь снайперов. Санжиев поблизости, а там, дальше, Кулыров, Горбонос, Лосси, Канатов, старший сержант Юшманов… И лейтенант Репин вышел на свой участок. Хорошо очищает Репин от врагов свой «командирский» квадрат. И молодые солдаты залегли: Лоборевич, Медуха, Се­менов, Князев… Наверняка увеличит свой счет и Михаил Поплутин. Начать было трудно, а теперь он воюет не хуже «ста­ричков».

Месяц с тех пор прошел. В холодную дождливую ночь вывел Номоконов своего ученика за передний край. Укрылись в воронке, под клочьями старой рыбацкой сети – с берега озера прихватил ее с собой пытливый умный парень. Навалили сверху ветоши, при­жались, согревая друг друга телами, потихоньку перешептыва­лись. А в полдень, когда перестал лить дождь, увидели немца.

Неподалеку, на бугре, метрах в трехстах, вдруг появилось что-то похожее на голову человека. Чуть дрогнул Поплутин от прикос­новения руки старшего товарища, стал наводить винтовку, но голо­ва исчезла. Минут через пять гитлеровец снова высунулся из укры­тия, приставил к глазам бинокль, и в этот миг Поплутин выстрелил.

На вершине бугра появилась серая тень, закрутилась, рвану­лась. Прежде чем мог сообразить Поплутин, спустил курок Номо­конов. Серая тень подпрыгнула и затихла.

– Нохой 7, – сказал Номоконов.

– Неужели промахнулся?'– встревожился Поплутин и схватил бинокль. – Куда делся немец? Откуда выскочила собака? Почему она так рвалась?

Номоконов положил руку на плечо молодого солдата, зашеп­тал, успокоил:

– Одного запиши, Миша. Есть, я видел. Хитрый был, да все равно попался. С собакой сидел.

Ночью неслышно подползли к бугру, все ощупали, забрали у сраженного гитлеровца автомат, бинокль и гранаты. Поплутин унич­тожил наблюдателя, укрывавшегося в одиночной ячейке, замаски­рованной камнями и сеном. Непонятно было Поплутину, почему гитлеровец держал возле себя обыкновенную собаку, дворняжку. Тогда Номоконов взял руку ученика и провел ею по мокрой шерсти убитой собаки. Пальцы солдата наткнулись на туго натянутый по­вод, нащупали ошейник, небольшой кожаный кармашек, прикосну­лись к наморднику, закушенному зубами… Номоконов не опускал руки Поплутина: провел ею по тугим, вздувшимся, уже холодным соскам.