Александр Савельев - Сын крестьянский

Сапега снова сокрушенно вздохнул.

— Ох, как бы с ним не ошибиться, с этим Болотниковым. Верьте моему опыту: этот человек нам служить не будет. Он идет своей дорогой. Все это затеи Молчанова. Он хочет вовлечь Болотникова в наши дела. А этот хлоп, этот Болотников, обводит его вокруг пальца. Хитрый мужик использует Молчанова в своих целях, а потом вышвырнет его вместе со всеми нами из своих расчетов, как выжатую виноградную гроздь. Помяните мое слово. Хлоп уже теперь настолько обнаглел, что отказался видеться со мной. — Канцлер побагровел от злости и обиды. — Вот нахал, хам! Я говорил уже обо всем этом польским вельможам. Но разве их переубедишь! Дошло до того, что этот Болотников — кто знает, может быть, будущий русский полководец в войне с нами — высматривает тайны и изучает военное искусство королевского войска.

— Почему же вы допускаете?

— При чем тут я? Кто тут со мной считается? Я здесь только гость. Я — канцлер литовский, а не польский. Это все штучки Молчанова. У него ум за разум заходит, либо он ведет какую-то двойную игру…

Иван Болотников собирался в путь. Он достаточно пригляделся к королевскому войску, но мало нового для себя здесь нашел и стал тяготиться дальнейшим пребыванием на чужбине.

Молчанов обещал дать письмо к своим приверженцам на Руси, готовившим, как он сообщил Болотникову, восстание против Шуйского, против боярского правительства. Но этот представитель «небольших чинов людей», каким он себя выдавал Болотникову, юлил, тянул, к чему-то принюхивался и присматривался.

Неожиданный случай оборвал затянувшуюся канитель.

Болотников зашел как-то в шинок — пропустить чарочку. За большим столом бражничали несколько шляхтичей из военных. Были уже на взводе, кричали:

— Виват, виват злота вольносць шляхетска!

Крутили усы, хватались за сабли. Войдя в раж, стали выгонять других посетителей. Сивоусый, красноносый, надменного вида пан подскочил к Болотникову, обдал его запахом винного перегара, крикнул:

— Геть, падло!

Болотников насторожился, приготовился, молчал. Тот лез:

— Быдло, пся крэв! Геть!

Знакомая Ивану ярость накатывалась на него. Пьяница рванул Болотникова за плечо: напирали и другие.

— Ах ты, мразь! — зарычал Болотников и так стукнул шляхтича, что тот растянулся на животе.

Болотников схватил его одной рукой за кунтуш, другой за шаровары, приподнял и швырнул в кучу подступавших к нему забияк. Потом поднял в углу полено в стал им громить направо и налево. К Болотникову присоединились несколько парней. Сообща избили буянов. Часть шляхтичей с позором выгнали из шинка, а часть валялась на полу и стонала.

Болотников и парни ушли. Один спросил:

— Мабуть, ты из козакив, пане добродию, що такой лыцарь?

— Казаковал. На Дону. Слыхал про Дон? Московит я! А шляхта ваша драчлива. Чванства, как у индюков!

Парни засмеялись.

— А вы отколь? — поинтересовался Болотников.

— А мы — ксендза Нарушевича. У неволи, братику.

Другой добавил:

— Що польски хлопцы, що з Украины, як мы, честь одна: замордовалы, бисовы паны.

— А зараз пидемо до козакив, до життя вильного! Що билися з шляхтичами, нам прощено не буде. Треба тикаты.

«И мне теперь бежать надо! Того и мне паны ясновельможные не простят. Второй раз наколобродил», — подумал Иван и весело засмеялся.

Вечером того же дня Болотников говорил Молчанову:

— Воля твоя, хочешь дай свою цидульку, не хочешь, без вас обойдусь… Сам дорогу к кому надо найду. Тут оставаться дальше мне не можно. Сказывай, что надумал. Не хитри.

Молчанов что-то прикидывал, рассчитывал, но, заглянув в глаза Болотникову, увидев его властно насупленные брови, оглядев всю его могучую фигуру, поспешно согласился.

— Добро, добро, Иван Исаевич! Езжай с богом. В добрый час!

Вынув из запертого поставца свернутую в трубку бумагу, он, как всегда в важных случаях, напыщенно и торжественно заговорил:

— Ну, Иван Исаевич, вот тебе грамота моя во Путивль-город, ко князю Шаховскому. В грамоте сей писано, что назначаешься ты царем Димитрием нашим большим ратным воеводою. Поживешь в Путивле, засим двинешься супротив боярского воровства воевать. Зри, воевода, зри, Иван Исаевич!

Молчанов развернул грамоту и показал Болотникову оттиск царской печати.

«Царь он иль не царь — сумное дело, — подумал Болотников, пряча грамоту. — А грамота пригодится».

17 мая 1606 года, в день убийства Лжедимитрия I, царская печать таинственно исчезла из Московского кремля вместе с Молчановым.