Александр Савельев - Сын крестьянский

Около Ивана стояли две молоденькие девушки. Одна из них шептала другой:

— Беатриче, милая, смотри, смотри, вот пламя лижет ноги… вот загорелась одежда… Как страшно!

Девушки взвизгнули, но, как завороженные, упорно глядели на горящего мученика, а глазенки их блестели…

Потрясенный зрелищем, прерывисто дыша, с горящими от возмущения глазами, Иван увел своего спутника. Тот, сам расстроенный, огляделся кругом. Видя, что никто на них не обращает внимания, не подслушивает, тихо проговорил:

— Недавно, в 1600 году, «святые» отцы-инквизиторы сожгли на костре в Риме «еретика» Джордано Бруно. Он был истинный гуманист, великий ученый и философ.

— Да, мессерэ Альгарди, в вашей республике не очень-то легко стоять за истину.

Альгарди сумрачно ответил:

— За истину, друг мой, везде трудно стоять.

Они остановились у мраморной статуи пожилого худощавого мужчины с насмешливым, ядовитым выражением лица. Взор острый, пронзительный. Виден холодный, точный, наблюдательный ум.

Альгарди тихо говорил, но голос его дрожал от негодования:

— Это Никколо Макиавелли [17] Макиавелли Никколо ди Бернардо (1409–1527) — итальянский писатель, политический деятель. , из Флоренции. В своем сочинении «Государь» он учил: властелин может прибегать в политике к обману, вероломству, жестокостям, убийствам, лишь бы укрепить государство. Цель оправдывает средства. А подданные да повинуются и боятся государя. Страшный Цезарь Борджиа, пытавшийся объединить Италию, и был, по мнению Макиавелли, настоящим государем.

Альгарди замолк и, низко наклонив голову, тихо пошел дальше, за ним Иван.

— Сегодня нам везет на статуи! — воскликнул Альгарди, оторвавшись от глубокого раздумья. Они опять остановились у другой большой бронзовой статуи. Пожилой воин в доспехах, шлеме, с тяжелым мечом, гордо сидит на могучем коне. Лицо его надменно и беспощадно.

— Вот, Джованни, один из тех, на кого опираются правители Италии. Это — предводитель наемных солдат, кондотьер Каллеони. Он не дрогнет, если ему потребуется убить несколько тысяч людей. Творец этой статуи — Вероккио, художник, скульптор, учитель Леонардо да Винчи.

Иван Болотников, озаренный новой мыслью, с живостью ответил:

— Мессерэ Альгарди! Вы рассказываете про Макиавелли, Каллеони весьма поучительно и занятно. Можно подумать, что Макиавелли писал книгу свою, глядя на царей Руссии. Они всеми правдами и неправдами добиваются власти, а что люди бедствуют и гибнут — им и горя мало.

Так разговаривали венецианец и московит, находившие общий язык, общие мысли. Незаметно добрались до дома Альгарди.

— Зайдем, еще побеседуем, — предложил итальянец.

Разговаривая, вошли в его жилище.

Небольшая, веселая от солнечного света комната. Бросились в глаза книги и рукописи на полках. Иные из них Иван уже читал.

Альгарди со вздохом сел. Не мог забыть казнь… Лицо его было растерянно.

Иван, как уже не раз, пристально рассматривал на стене портрет старика, освещенный солнцем. Могучий лоб, густые брови, глубоко запавшие, пытливые и грустные глаза. Волнистые седые волосы, длинная борода.

— Леонардо да Винчи, — задумчиво произнес Иван.

Альгарди подошел с просветлевшим лицом.

— Великий старик… Принадлежит человечеству… Одинокий, непонятый… — Помолчав, заметил: — Он был вынужден продавать свой труд итальянским властителям, а те относились к нему свысока, насмешливо. Это он писал в одном трактате своем: «Слава — в руках труда». Это он мыслью жил на несколько веков вперед.

Иван слушал, переводя разгоревшиеся глаза с портрета на Альгарди, помрачнел. С яркостью необычайной предстала перед ним сегодняшняя казнь. Как зверь в клетке, зашагал он по комнате. Альгарди настороженно наблюдал за ним.

— Все одно и то же, одно и то же! Деспоты ваши итальянские над великим Леонардо да Винчи издевались, сегодня казнь инакодумающего, завтра новые злодеяния, ведомые и неведомые… Везде, всюду… Ненависть лютая подымается против властителей, богачей ваших, наших.

Несколько успокоившись, сказал:

— Простите, мессерэ! Я не в себе, я уйду…

Альгарди, видя состояние Ивана, удерживать его не стал.

Иван раз увидел, как во Дворец дожей ехало посольство из Московии. У него от радости забилось сердце. Впереди в роскошной гондоле следовал боярин властного вида, чернобородый, широкоплечий, в высокой горлатной шапке. На нем был синий атласный кафтан. За боярином следовала свита в богатых одеяниях, верхоконная и пешая. В трех гондолах везли подарки дожу…