Даниил Мордовцев - Ирод

И чего все это стоило!.. Только иудеи, которым Иегова обещал, что они «съедят богатства всего мира», могли затопить своим золотом все эти затеи тирана Обетованной земли...

«После всех этих многочисленных сооружений, — говорит тот же иудейский историк, почти современник Ирода, — Ирод начал простирать свою царскую щедрость также и на города, не принадлежавшие его царству. В Триполисе, Дамаске и Птолокаиде он устроил гимназии для ристалищ; Библос получил от него свои стены; Верит и Тир — колоннады, галереи, храмы и рынки; Сидон и Дамаск — театры, морской город Лаодикея — водопровод, Аскалон — прекрасные купальни, колодцы и колоннады, возбуждавшие удивление своей громадностью и отделкой; другим он дарил священные рощи и луга. Многие города получили от него даже поля и нивы, как будто они принадлежали к его царству. В пользу гимназий иных городов он отпускал годовые или постоянные суммы для состязаний и призов на вечные времена. Нуждающимся он раздавал хлеб. Родосцам он неоднократно и при различных обстоятельствах давал деньги на вооружение их флота. Сгоревший храм Пифии он еще роскошнее отстроил на собственные средства. Должно ли еще упоминать о подарках, сделанных им ликийцам и самосцам, или о той расточительной щедрости, с которой он удовлетворял самые разнообразные нужды всей Ионии? Разве Афинны и Лакедемония, Никополис и мизийский Пергам не переполнены дарами Ирода? Не он ли вымостил в сирийский Антиохии болотистую улицу, длиной в 20 стадий, гладким мрамором, украсив ее для защиты от дождей столь же длинной колоннадой?»

«Можно, однако, возразить, — продолжает тот же историк, — что все эти дары имели значение лишь для тех народов, которые ими воспользовались. Но то, что он сделал для жителей Эллады, было благодеянием не для одной Греции, а для всего мира, куда только проникала слава Олимпийских игр. Когда он увидел, что эти игры, вследствие недостатка в деньгах, пришли в упадок и вместе с ними исчезал последний памятник древней Эллады, Ирод в год олимпиады, с которым совпала его вторичная поездка в Рим, сам выступил судьей на играх и указал для них источники дохода на будущие времена, чем и увековечил свою память как судьи на состязаниях. Я никогда не приду к концу, если захочу рассказать о всех случаях сложения им долгов и податей. В большинстве случаев его щедрость не допускала даже подозрения в том, что, оказывая чужим городам больше благодеяний, чем их собственные властители, он преследует этим какие-либо задние цели».

Их-то он и преследовал: цели эти — необузданное тщеславие, как все в этом выродке человечества было необузданно... Любовь, ревность, злоба, мстительность, кровожадность, властолюбие, темперамент, кровь, дух, воображение — все необузданно и чудовищно.

— Не царя мы имели в Ироде, а лютейшего тирана, — говорили после его смерти иудейские делегаты тому же самому божеству его, Августу, — какой когда-либо сидел на троне. Он убил бесчисленное множество граждан; но участь тех, которых он щадил, была такова, что они завидовали умершим, так как он подвергал пыткам своих подданных не только поодиночке, но мучил целые города. Иностранные города он разукрашивал, а свои собственные разорял. Чужим народам он расточал дары, к которым прилипла кровь иудеев... Вообще, мы терпели от Ирода больше гнета, чем наши предки за все века, начиная от египетского ига и кончая вавилонским пленением.

Немезида, однако, не дремала.

В то время, когда Ирод, высасывая кровь иудеев, сооружал новые города, храмы, дворцы, театры, амфитеатры, гимназии, воздвигал статуи чуждым богам и людям, осыпал благодеяниями чужие страны, забывая Иудею, в это время сыновья его от Мариаммы, Александр и Аристовул, учились в Риме, редко получая вести с далекой родины. Но они знали, что после погребения их матери, тело которой они сами сопровождали к царским усыпальницам, Ирод снова приблизил к себе свою первую жену, Дориду, бывшую в изгнании после женитьбы его на Мариамме, и сына Дориды, Антипатра, который также находился в ссылке и только в большие праздники мог являться в Иерусалим. Юноши, подрастая и развиваясь, крепли в убеждении, что их кроткая мать погибла от руки их отца. В Риме же они получили известие, что обожавшая их бабушка, дочь первосвященника Гиркана, также была вскоре убита по повелению Ирода. Недоброе чувство по отношению к отцу зрело в душе юношей. Недоброму чувству этому помогала развиваться и тоска по родине. Более десяти лет уже они томились в Риме как заложники, и хотя Август, уже император, и Агриппа ласкали молодых людей, следили за их успехами в науках, за развитием их крупного ораторского дарования, однако, не могли не чувствовать, что они как будто брошены и забыты отцом, безумно гонявшимся только за эфемерной славой.