Эжен Сю - Жан Кавалье

– Твои суждения чрезвычайно смелы. Ты, святой, не останавливаешься перед клеветой – воскликнул Кавалье с горькой насмешкой. – Едва я возвестил братьям, что наступил час освобождения, ты пригрозил мне смертью.

– О, зачем же Святому духу дожидаться измены! – крикнул Ефраим с пламенным негодованием и так убедительно, что, казалось, подействовал на камизаров. – Я обвиняю тебя и прихожу наказать тебя не за те слова, которые ты произнес, а за те, которые ты скажешь! Твою измену прочел в будущем тот, кто мне послал пророческое видение, кто показал мне, в миг восторга, орла-мстителя, разрывающего сокола, который сделался знаком гордыни и суетности.

Ишабод, который, по-видимому, живо интересовался всей этой картиной, вдруг выпрямился, все еще сидя на крестце Лепидота. Он вскрикнул тонким, пронзительным голосом, указывая на Кавалье.

– «Дитя мое, тебе говорю, дитя мое! Если бы его гордыня возвысилась до неба, если бы голова его тронула облако, – он все равно погибнет, он погибнет, ибо погряз он в разврате, как Вавилон. С этим гордецом, нечестивцем и святотатцем поступите так, как лев поступает со своей добычей! Пусть ничего не останется от него, ничего, кроме остова, побелевшего от небесных вод, позеленевшего от мха, развеянного вихрем!»

После этого кровавого воззвания Ишабод сделал несколько судорожных движений и впал в свое обычное бесстрастие. Камизары всегда с благоговением выслушивали голоса своих пророков. Угрожающие речи, обращенные Ишабодом к Кавалье, поразили их; они начинали думать, что Ефраим был вдохновляем свыше и что их вождь виновен. Они любили Кавалье, восторгались его храбростью, дрожали перед Ефраимом, который господствовал над ними своим фанатизмом. Несмотря на перенесенные от него оскорбления, они с боязливой покорностью выслушивали его упреки. Лишь некоторые из них, в том числе Иоас, глухо пробормотали:

– Брат Кавалье один повелевает тут.

– Один Господь повелевает здесь, – возразил Жонабад с недовольным видом. – Если брат Ефраим говорит от его имени, мы должны выслушать его. Он обвиняет брата Кавалье: пусть брат Кавалье защищается. Если он заключил договор за нас, пусть прочитает его. Если договор заключен согласно внушению Господа, если он возвращает нам наши права, мы благословим его вместе с народом, который слушает нас.

– Если же нет, если в нем кроется измена, клятвопреступление или святотатство, – воскликнул Ефраим, обращаясь к мятежникам, – то, по слову Писания, «пусть гнев ваш заставит пасть перед вами ниц того, кто посягнул запятнать ваш алтарь, обесчестить святая святых вашего имени! Пусть голова сего нечестивца падет под ударом его собственного меча!»

Почуяв опасность, при виде своих молчаливых, угрюмых солдат, Кавалье собрал все свои силы и хладнокровно ответил, приведя, в свою очередь, слова Св. писания, о потомстве Давида и о справедливом фараоне:

– Братья, я отвечу не словами, а делом. В продолжение двух лет мы сражаемся, чтобы завоевать свою религию, свои права, свою свободу: у меня есть обещание, что наша вера, права и свободы будут возвращены нам. Я сделаю для своих братьев то, что внушил мне Господь. Лаланд прочтет нам договор.

Водворилось глубокое молчание, и офицер громко начал чтение. Уже после первых двух статей одобрительный говор пронесся по рядам камизаров и среди протестантской толпы, окружавшей мятежников, Кавалье несколько ободрился, Ефраим, по-прежнему бесстрастный, оставался с поднятым ружьем. После статьи о льготе по налогам раздалось новое выражение радости. Только Жонабад спросил:

– А наши лангедокские братья? Договор не говорит о них. Тем не менее они составляют плоть от плоти нашей. Они страдали, как и мы, они имеют те же права.

– Брат! Я тебе говорю, еще не осушен кубок беззакония, – сказал Ефраим с мрачным видом. – Дух говорит мне, что эти слова, эти обещания – лишь гробы поваленные: сейчас появится правда, труп покажется из савана...

– Ты лжешь, ты лжешь! – воскликнул Лаланд. – Его светлость позаботился о других протестантах, ибо как раз такова статья пятая договора.

Но при чтении этой статьи, ничего не дававшей им, кроме надежды, тщетность которой они предвидели, протестанты, пришедшие из Нима, чтобы присутствовать при этом зрелище, выразили горестное изумление. Камизары, пораженные тем, что Кавалье, заключил договор с исключением их братьев, принялись глухо роптать. Надеясь умиротворить последней статьей, Лаланд поторопился прочесть ее. Она возвещала об образовании двух полков Жана, которые отправятся тотчас на границу. Лаланд окончил чтение среди мертвого молчания.