Владимир Шатов - Ни шагу назад!

- Как воняет!

Но они были действительно человеческими существами, эти серо-коричневые фигуры, эти тени, ковылявшие к поезду, спотыкаясь и шатаясь, существа, у которых не осталось ничего, кроме последней капли воли, позволявшей им продолжать шагать. Казалось, все несчастья в мире были сосредоточены здесь, в этой толпе. И как будто этого было мало, раздавался жуткий хор стонов и воплей, стенаний и проклятий вперемешку с грубыми окриками охранников.

- Ты видишь, вон женщины в форме? - спросил кто-то у Майера. - Их там целая толпа.

- Где? Где?

Пожилой унтер-офицер, широкоплечий и с большой головой, вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть невиданное для немецкой армии чудо.

- Женщины не должны воевать. - Он говорил тяжеловесно, низким голосом и при каждом слове кивал, как бы подчеркивая сказанное.

Все звали его Ковач, хотя это была только первая половина его длинной труднопроизносимой фамилии.

- Говорят, их женщины ещё более фанатичны, чем самые отъявленные комиссары, - продолжил он, чеканя слова. - В них сам чёрт сидит.

- Ты имеешь в виду, что они ловко управляются с винтовкой?

- Не сомневайся, это так, парень. Ты что думал, они проводят свободное время, вышивая салфеточки?

Когда один из пленных, шатаясь, выбился из колонны, сокрушительный удар приклада винтовки между лопаток вернул его, задыхавшегося, обратно на место. Другой, раненный в голову, выбежал на несколько шагов вперед, его жесты были почти гротескными в своей выразительности.

- Дай кусочек. - Он попросил у одного из пришедшего в ужас местного жителя кусок хлеба.

Кожаный хлыст обвился вокруг его плеч и отбросил назад в строй. Худой, долговязый парень отошёл в сторону справить малую нужду, а когда и его силой заставили вернуться на место, он всё равно продолжал испускать мочу, продолжая идти.

- Смотрите, лишь немногие из них обуты в сапоги! – удивился Вилли.- У большинства тряпки, обмотанные вокруг ног и закреплённые верёвкой.

- Сколько же километров они прошагали?

Немцы пытливо вглядывались в лица, которые были скорее мёртвыми, чем живыми. Часто глаза пленных горели такой ненавистью, которая, казалось, испепелит их самих. В следующее мгновение, по странной манере поведения этих людей, они все уже были покорными, озабоченно озирающимися на охранников и их рассекающие воздух хлысты.

- И эти скоты осмелились воевать с великим Рейхом! – самодовольно сказал кто-то из глубины строя.

- Быдло…

- Их место рабочей скотины, трудящейся на благо Великой Германии!

Передние из идущих в этой человеческой массе уже достигли вагонов и загружались в них как скот. Один из военнопленных был так измучен, что не мог залезть, и неловко упал назад на дорогу. Сухо прозвучал пистолетный выстрел, и, словно поражённый молнией, русский согнулся, кровь струйкой потекла из его полуоткрытых губ. Когда молодой изверг, который застрелили его, проходил мимо строя, Майер прыгнул к нему.

- Я тебя убью, ты, скотина! - крикнул он. - Кто тебе велел убивать этого человека?

- Возьми себя в руки, парень, - сказал убийца, не понимающий, в чём его обвиняют. - Ты, полагаю, новобранец?

- Твоё какое дело?

- Это не детский сад. Скоро из тебя выбьют этот детский лепет!

Солдаты стояли как парализованные, они впервые видели так близко смерть. Вилли сжал кулаки и прошептал:

- Мерзавец ещё и говорит по-немецки. - удивился он. - Он носит такую же форму, как и мы.

- И такую мразь нам придётся впредь называть товарищ. - Мрачно проворчал Ковач.

Вперёд вышел худой офицер и начал опрашивать, чем они занимались в гражданской жизни. Какую получили подготовку, есть ли инженерное образование. Ковач тихо сказал:

- Нам нужно всем сообщить, что у нас есть водительские права.

- Зачем?

- Тогда попадём в часть моторизованной пехоты, может быть, в колонну снабжения. Вот это дело! Никакой утомительной ходьбы.

Казалось, им улыбнулась удача, хозяйственной части требовались водители. Францл оказался единственным, не считая Майера, кто практически выдержал проверку. У Пилле и Вилли хотя бы было некоторое представления о вождении.

На следующий день всех перевели в транспортную часть, включая Ковача и ещё одиннадцать других.

Так друзья стали арьергардом инженерных войск. Командир части, лейтенант Зибланд, оказался неплохим парнем. Он, например, не возражал против того, чтобы подчинённые для солидности отращивали усы. Особенно старался Вилли, иначе он выглядел как подросток.