Иван Родионов - Жертвы вечернiя

— Ну, иди, иди, да скорѣе, пока тебя не увидали...

Витя, отчеканивая каждый пріемъ, до смѣшного серьезно и лихо взбросилъ винтовку на плечо и по фронтовому круто повернувшись, громко отбивая шагъ въ своихъ не по росту большихъ, тяжелыхъ ботинкахъ и въ тактъ широко размахивая лѣвой рукой, замаршировалъ по досчатой платформѣ, направляясь къ только-что подошедшему со степи партизанскому поѣзду.

Волошиновъ, докуривая папироску, провожалъ мальчика задумчивымъ взглядомъ.

— Кто это? — спросилъ заинтересованный Юрочка.

Волошиновъ бросилъ окурокъ и, сплюнувъ, придавилъ его ногой.

— Да партизанъ, новочеркасскій кадетикъ, въ моемъ отдѣленіи числится, первымъ пришелъ на запись къ Чернецову. Его не принимали. Маленькій. Онъ въ слезы. Бились-бились съ нимъ, взяли, опредѣлили въ ротную кухню въ помощь кашевару. Старательный, послушный, свое дѣло дѣлаетъ, вѣчно смѣется, какъ колокольчикъ, заливается. Но какъ только въ бой и онъ въ строю. Вѣдь и сегодня онъ съ нами былъ... Я только сейчасъ припоминаю... Хоть убей, не уйдетъ изъ строя. Пробовали наказывать, ружье отнимали. Не дѣйствуетъ. Откуда-то у него всегда винтовка и полная сумка патроновъ. Какъ только онъ ее таскаетъ?!

Среди толпившихся и курившихъ партизанъ то и дѣло мелькала невысокая, проворная фигура есаула Чернецова.

Его сопровождали два-три офицера.

Онъ заходилъ во всѣ комнаты вокзала, осмотрѣлъ всѣ строенія, обошелъ весь дворъ и садикъ, отдавая какія-то приказанія.

— Волошиновъ, это Витя здѣсь былъ? — спросилъ подошедшій взводный офицеръ.

Это былъ поручикъ Клушинъ — средняго роста, бѣлокурый, почти безъ растительности на лицѣ, молодой человѣкъ лѣтъ 23-24-хъ, съ цѣлой стопочкой серебрянныхъ и золотыхъ поперечныхъ полосочекъ на рукавѣ шинели, свидѣтельствовавшихъ о количествѣ получен-ныхъ имъ за время европейской войны контузій и ранъ.

Волошиновъ и Юрочка, вытянувшись, какъ въ строю, отдали честь и нерѣшительно переглянулись.

— Опустите руки, господа. Былъ здѣсь Витя?

— Точно такъ, — отвѣтилъ Волошиновъ.

— Опять! Что съ нимъ дѣлать, господа?! То-то я видѣлъ, онъ около меня протискивался, да я занятъ былъ. Вотъ дрянь-мальчишка! Придется пробрать. Ничего не подѣлаешь. Непремѣнно...

Но по добродушному выраженію въ свѣтлыхъ, желтоватыхъ глазахъ и на лицѣ офицера, безошибочно можно было заключить, что отъ его «проборки» виновный не очень-то пострадаетъ.

— Строиться! Строиться!.. Пошелъ строиться!.. — послышались голоса офицеровъ.

Партизаны засуетились и, опережая другъ друга, стали прыгать съ платформы и выстраиваться въ полѣ, тыломъ къ своему поѣзду.

Передъ глазами во всѣ стороны разстилалась безпредѣльная, волнистая, безснѣжная степь, скованная гололедицей.

Невысоко поднявшееся надъ землей солнце разогнало туманную мглу, бросая свои длинные, ослѣпляющіе лучи внизъ. И степь на громадное пространство вокругъ блистала, какъ дурно отполированное зеркало.

Чернецовъ въ короткой, бодрой рѣчи поблагодарилъ своихъ соратниковъ за сегодняшнее успѣшное дѣло, поздравилъ съ побѣдой и приказалъ погружаться въ вагоны.

Черезъ нѣсколько минутъ станція опустѣла. Вездѣ валялись неприбранные трупы. На платформѣ стояли два пулемета, а вокругъ нихъ ходили шесть партизанъ, составлявшіе собою весь караулъ, оставленный Чернецовымъ для охраны станціи отъ нападенія красныхъ.

Чернецовъ, забравъ своихъ раненыхъ, захвативъ поѣздъ красныхъ съ добычей, поспѣшно уѣхалъ съ своими партизанами по какому-то новому направленію.

Онъ получилъ свѣдѣнія о сосредоточеніи красныхъ бандъ въ какихъ-то ему извѣстныхъ пунктахъ и спѣшилъ помѣшать имъ осуществить свой планъ.

Съ того дня въ жизни Юрочки началась совершенно новая эра.

Откуда же взялись эти юноши и даже дѣти, составившіе собою безтрепетные желѣзные ряды чернецовскаго и иныхъ партизанскихъ отрядовъ, ряды, долгое время превращавшіе въ кровь и трупы безчисленныя, до зубовъ вооруженныя, банды взбунтовавшагося, кровожадна-го хама?

И это тогда, когда казаки-фронтовики топили свою совѣсть въ дареномъ спирте, продавали свою родину шарлатанамъ и проходимцамъ за пачки ассигнацій, за обманные посулы отдавали своихъ отцовъ, свои семьи, свои хозяйства и свой Тихій Донъ на потокъ и разграбленіе, а всѣ остальные попрятались.

Не съ неба же эти доблестные юноши свалились и не изъ нѣдръ земли вышли.

Они родились и выросли на русской землѣ.

Всѣ эти Юрочки, Ванечки, Николеньки, Вити, изнѣженные, избалованные, любовь и надежды ихъ отцовъ и матерей, безчеловѣчно вышвырнутые кровавой рукой самозванной, подлой власти изъ-за школьныхъ партъ, изъ разоренныхъ родныхъ пепелищъ были безжалостно брошены на невообразимыя лишенія и муки прямо въ пасть страшной, насильственной смерти.