Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)

— Как вам живется? В чем нужда? Какие планы на будущее?..

На планах на будущее великолепный незнакомец сделал тонкий, но явный акцент: Богрову намекали о его намерении, теперь уже как о долге.

После длительной и неприятной паузы, которую обворожительный незнакомец умело выдержал, последовала фраза:

— Мы теперь перед большим праздником… — Он взял сигару из коробки, которую ему поднес, выгибаясь, услужливый официант в черном фраке. — И что интересно, — праздник этот будет проводиться в Киеве. — Раскуривая сигару, незнакомец пытливо всматривался в глаза Богрова. — Вы же родом оттуда?

— А что за праздник?.. — откинувшись на спинку стула, небрежно поинтересовался Богров, протягивая руку к коробке с сигарами, поднесенной официантом и ему. Он, конечно, знал, что за праздник, но надо же было потянуть время, чтоб хоть опомниться от неожиданного внимания этого господина, явно иудейского вероисповедания. В затуманенных винными парами мозгах его медленно, но верно прокручивалась версия этого посланца «оттуда», откуда сыпались на него денежки и всякие блага. — Это… открытие памятника Александру II? Ну — у-у — тоже мне праздник! — тут Богров уже входил в свою обычную роль — ко всему ироничный, не признающий авторитетов. Тем более, авторитета царей.

— Именно! — усмехнулся незнакомец, строго стрельнув глазами в застывшего возле них рослого официанта в золоченых очках. Тот откланялся и исчез. — А то я подумал, что вы играть изволите. Оно, конечно, праздник так себе… Я вас понимаю, но говорят, что Государь берет с собой на праздники Премьера… — незнакомец многозначительно умолк, ерзая горящим концом сигары в пепельнице. Он явно ждал реакции Богрова на последние свои слова. Он пришел именно за этим — услышать еще раз подтверждение о его намерении. Богров обязан сказать такое, чтоб этот господин убедился в твердости его намерений. И Богров, подумав, сказал четко:

— Я вас понял.

Незнакомец удовлетворенно слегка поклонился, обворожительно улыбнулся и сказал как бы между прочим:

— Вам поклон от Е. Е. Бывайте у него на днях…

После этой встречи с обворожительным незнакомцем Богров почувствовал вокруг себя какие‑то завихрения бурной, но скрытой деятельности. Шагая по улице, чтобы побывать у Лазарева, как рекомендовал обворожительный незнакомец, Богров видел краем глаза, что по той стороне улицы за ним следуют двое, и сзади тоже двое, и на каждом углу его встречали и провожали чьи‑то внимательные глаза.

У Лазарева за чашкой чая ему намекнули, что будут приняты все меры, чтобы его «потом» вывести из‑под удара. Это была ловушка, он это понимал, но все равно душа ликовала — за ним стоят могущественные силы.

Потом, когда маховик заговора уже закругится вовсю, на даче в Кременчуге появится знакомый господин с обворожительной улыбкой, которого велено будет называть Николаем Яковлевичем и который якобы будет осуществлять терракт. На него и должен будет доносить Богров в охранку. То есть, в крут заговора включалось несуществующее лицо, действительную роль которого будет исполнять сам Богров. Так что ему надо будет только улизнуть благополучно с места убийства. Остальное будет шитокрыто.

Вывод Богрова из‑под удара был разработан в деталях уже теми, кто Не хотел крови своего единоверца. По поручению, конечно, Дедюлина и Курлова. «Не хотите крови единоверца, думайте, как вывести его из‑под удара. Мы поможем». Но сами тайком разработали свой план уничтожения Богрова на случай, если тот поймается. Об этом у Лазарева не знали.

К тому времени атмосфера вокруг Столыпина накалилась до предела. Слишком большие силы были обострены против него. В авангарде этих сил выступала высшая знать, привыкшая безнаказанно грабить государственную казну. И не желавшая мириться с тем, что появился неподкупный страж и «навесил» на сундуки с деньгами такой замок, что можно обломать зубы.

Вторая сила — социалисты — революционеры, которым надо иыло раскачать государственный корабль так, чтобЬг он перевернулся. Здесь все средства признавались хорошими. Была использована пресса, которая искусно травила честного служаку, тем более что он сумел так наладить дело, что не придерешься. Тогда они стали возбуждать партийные амбиции, борьбу между партиями, дворцовые распри, выпячивая при этом скандальную фигуру Распутина. Наконец, использовали трибуну Думы, распаляя тщеславие политических интриганов и трепачей. Они не гнушались даже финансовыми услугами враждебной Германии. Через посредство ее они восстановили против Столыпина саму царицу Александру Федоровну. А она уже сумела повлиять на супруга. Так что все положительное в характере Столыпина, все его благие дела обернулись против него же. Единственной его поддержкой было русское национальное движение, группировавшееся вокруг газеты «Новое Время». Это была могущественная сила. Ей симпатизировал сам Государь. Но он был напуган ростом авторитета Столыпина. Казалось бы, это должно было радовать Императора. Авторитетный Председатель Совета Министров — это же фундамент авторитета самодержца. Но не тут‑то было. Ему успели нажужжать в уши, что авторитет Премьера начинает затмевать его, царя. Сначала он отмахивался от этих досужих измышлений, но как только ему стало казаться нечто из того, что ему нашептывали интриганы, он испугался и стал смотреть на Столыпина косо. Этого было достаточно, чтобы с цепи сорвалась вся свора придворных ненавистников. На Столыпина окрысились почти откровенно. Даже охранка. На него было совершено девять покушений. В одно из них погибло тридцать человек. Калекой осталась дочь. Но это не сломило его воли. Он не испугался. Мало того, с трибуны очередного собрания Думы он бросил в зал: «Не запутаете!»