Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)

…Около часу приехала фрейлина В — а (Вырубова. — В. Р.), с большим портфелем. Все домашние обращались с ней очень фамильярно и называли ее «Аннушкой». Она сейчас же прошла в приемную, вернулась с папкой прошений, которые, наскоро просмотрев, сунула в портфель.

Распутин торопливо выбежал и, бросившись на стул, стал отирать пот со лба.

— Силушки нет, замучился, — жаловался он. — Народу‑то, народу сколько привалило. С утра принимаю, а все прибывает.

В — ва (Вырубова. — В. Р.) подошла к нему, начала его целовать и успокаивать:

— Я помогу тебе, отец. Часть просителей сама приму. С иными я и без тебя покончу.

Они вместе отправились в приемную. Через некоторое время он вернулся со словами:

— Теперь Аннушка будет принимать, а я отдохну… Что с тобой, Франтик, ты такая печальная, что у тебя на душе? — он взял меня за руку и повел в спальню. Это была узкая комната, просто меблированная, с железной кроватью. Я сделала знак Леле, чтоб она пошла за мной.

— Успокой Леночку (Джанумову. — В. Р.), отец, — сказала она. — Подумай, какое у нее горе, у нее племянница умирает.

Я все ему рассказала, что в Киеве умирает безнадежно больная моя племянница Алиса, и прибавила, что сегодня же должна уехать. Тут произошло что‑то странное. Он взял меня за руку. Лицо у него изменилось, стало, как у мертвеца, желтое, восковое и неподвижное до ужаса. Глаза закатились совсем, видны были только одни белки. Он резко рванул меня за руки и сказал глухо:

— Она не умрет, она не умрет, она не умрет.

Потом выпустил руки, лицо приняло прежнюю окраску. И продолжал начатый разговор, как будто ничего не было. Мы с Лелей удивленно переглянулись. Нам стало не по себе…

…Я собиралась вечером выехать в Киев, но получила телеграмму: «Алисе лучше, температура упала». Я решила остаться на день.

Вечером к нам приехал Распуган. Очевидно, Леля притягивает его, как магнит. Он отказался от какого‑то обещанного ужина и очутился у нас. У нас произошел с ним любопытный разговор, по поводу которого я опять не знаю, что думать.

Я показала ему телеграмму.

— Неужели это ты помог? — сказала я, хотя, конечно, этому не верила.

— Я же тебе сказал, что она будет здорова, — убежденно и серьезно ответил он.

— Ну сделай еще раз так, как тогда, может быть, она совсем поправится.

— Ах ты, дурочка, разве я могу это сделать? То было не от меня, а свыше. И опять это сделать нельзя. Но я же сказал, что она поправится, что же ты беспокоишься?

28 ноября.

Мы были у него вечером. Никого не было. Он велел всем говорить, что его нет дома. Когда мы поднимались к нему, я заметила у подъезда двух сыщиков.

— Отчего это всегда сыщики тебя сопровождают?

— А как же? Мало ли ворогов у меня. Я всем, как бельмо на глазу. Рады бы спровадить меня, да нет, шалишь, руки коротки.

— Тебя очень любят и берегут в Царском?

— Да, любят и он, и она. А он еще больше любит. Как же не любить и не беречь? Если же не будет меня, не будет и их, не будет Рассей, — мы переглянулись с Лелей. Я мысленно возмутилась его неслыханной самоуверенностью. — Ты, Франтик, думаешь, зазнался я? Знаю я хорошо твои мысли. Нет, Дусенька, я знаю, что говорю. Как сказал, так и будет.

Невольно смутилась я. Меня всегда изумляет его проницательность. Он часто угадывает мои мысли и говорит, что я думаю.

Нюра позвала к телефону, говорит, из Царского. Он подходит.

— Что, Алеша не спит? Ушко болит? Давайте его к телефону.

Жест в нашу сторону, чтобы мы молчали.

— Ты что, Алешенька, полуночничаешь? Болит? Ничего не болит. Иди сейчас, ложись. Ушко не болит. Не болит, говорю тебе. Спи, спи сейчас. Спи, говорю тебе. Слышишь? Спи.

Через пятнадцать минут опять позвонили. У Алеши ухо не болит. Он спокойно заснул.

— Как это он заснул?

— Отчего же не заснуть? Я сказал, чтобы спал.

— У него же ухо болело.

— А я же сказал, что не болит.

Он говорил со спокойной уверенностью, как будто иначе и быть не могло…

7 декабря.

…Из Киева приходят письма. Алиса поправляется, к удивлению всех врачей. Сестра считает это каким‑то чудом…

…С каждым днем он все больше увлекается ею (Лелей.

— В. Р.) и делается все настойчивее. Каждый вечер он приезжает к нам. Говорит постоянно о любви. Начинает о любви человеческой, любви радости, любви благодати.

— …Без любви я силы своей лишаюсь, и ты отнимаешь от меня мою силу. Дай мне миг любви, и сила моя прибудет и для дела твоего лучше будет…

— …Ну а как же мое дело? — спросила Леля, желая переменить разговор. — Ты все обещаешь, отец, да ничего не делаешь.