Виктор Ротов - Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ)

Наступили Рождественские праздники. «Я пошла к обедне в одно из подворий, — я ходила часто в эту церковь. Подошел монах, прося меня зайти в трапезную. Войдя туда, я испугалась: в трапезной собралось до двухсот простых фабричных женщин. Одна из них на полотенце поднесла мне небольшую серебряную икону Божией Матери «Нечаянной Радости». Она сказала мне, что женщины эти узнали, кто я, и просили меня принять эту икону в память всего того, что я перестрадала в крепости за Их Величества. При этом она добавила, что если меня будут продолжать преследовать, — все дома открыты для меня».

25–го умер отец Вырубовой, композитор Танеев.

Наладилась переписка с царской семьей. Нашлись люди, которые под страхом смерти доставляли почту туда и обратно.

Лазарет Вырубовой был закрыт большевиками. Инвентарь разворовали служащие. Оставшуюся корову и две лошади присвоил себе, писарь. Вырубова стала возражать против такого самоуправства. Писарь написал на нее донос е ЧК. На основании этого доноса Вырубову снова арестовали. Отвезли на улицу Гороховую. Наутро вызвал к себе комиссар и успокоил, мол, ее освободят. Однако ее продолжали держать в кошмарных условиях, и снова начались допросы.

«Ночью «кипела деятельность», то и дело привозили арестованных и с автомобилей выгружали сундуки и ящики с отобранными вещами во время обысков: «тут была одежда, белье, серебро, драгоценности, — казалось, мы находились в стане разбойников!» Как‑то вошли два солдата и выкрикнули ее фамилию, добавив: «В Выборгскую тюрьму!» «Я была огорошена, просила солдата показать ордер, но он грубо велел торопиться». За деньги наняли извозчика, и за деньги солдат согласился остановиться возле дома, чтобы она смогла попрощаться с родными.

«В канцелярии Выборгской тюрьмы нас встретила хорошенькая белокурая барышня, она обещала помочь меня устроить в тюремную больницу, так как хорошо знала начальника тюрьмы и видела мое болезненное состояние».

Но сначала Вырубову поместили в камеру — одиночку.

«Выборгская одиночка построена в три этажа; коридоры соединены железными лестницами; железные лестницы, железные лестницы и посреди камеры, свет сверху, камеры, как клетки, одна над другой, везде железные двери, в дверях форточки». «Самая ужасная минута, — это просыпаться в тюрьме». «После обморока меня перевели из «одиночки» в больницу». «Сорвали с меня платье, надели арестантскую рубашку и синий ситцевый халат, распустили волосы, отобрав все шпильки, и поместили с шестью больными женщинами», «…одна ужасная женщина около меня с провалившимся носом просила у всех слизывать их тарелки. Другие две занимались тем, что искали вшей друг у друга в волосах. Благодаря женщине — врачу и арестованной баронессе Розен меня перевели в другую камеру, где было получше». «Кроме баронессы Розен и хорошенькой госпожи Сенани, у нас в палате были две беременные женщины, Варя — налетчица и Стеша из «гулящих». Сенани была тоже беременна на седьмом месяце и четыре месяца в тюрьме; потом еще какая‑то женщина, которая убила и сварила своего мужа». «По ночам душили друг друга подушками, и на крик прибегали надзирательницы». «Но к ворам, проституткам и убийцам начальство относилось менее строго, чем к «политическим», каковой была я, и во время «амнистии» их выпускали целыми партиями». «Были между надзирательницами и такие, которые, рискуя жизнью, носили письма моей матери и отдавали свой хлеб». «В верхний этаж перевели больных заключенных мужчин из Петропавловской крепости. Так как все тюрьмы переполнены, то часто, чтобы отделываться от них, расстреливали их целыми партиями без суда и следствия».

Пришел приказ препроводить Анну Вырубову снова на улицу Гороховую. Утром в сопровождении солдата она отправилась на Гороховую. Там сейчас же вызвали на допрос. «Допрашивали двое, один из них еврей; назвался Владимировым. Около часу кричали они на меня с ужасной злобой, уверяя, что я состою в немецкой организации, что у меня какие‑то замыслы против чека, что я опасная контрреволюционерка и что меня непременно расстреляют, как и всех «буржуев», так как политика большевиков,

— уничтожение интеллигенции и т. д. Я старалась не терять самообладания, видя, что передо мной душевнобольные (!!! — В. Р.). Но вдруг после того, как они в течение часа вдоволь накричались, они стали мягко допрашивать о царе и Распутине и т. д.».

Вырубова ничего криминального им не сообщила. Вернулась в камеру совсем обессиленная. «Кто‑то из арестованных принес мне немного воды и хлеба». Через некоторое время пришел солдат и крикнул: «Танеева! (Девичья фамилия Вырубовой. — В. Р.). С вещами на свободу!» На улице ее оставили силы. «Какая‑то добрая женщина взяла меня под руку и довела до извозчика».