Феликс Дан - Борьба за Рим

Раутгунда с удивлением, в восторгом слушала эту речь. Никогда еще не говорил так этот человек, всегда спокойный, всегда сдержанный. Даже когда он просил ее руки, он не говорил так, как теперь, когда покидал ее. И она прижалась к нему и шептала:

— Благодарю, благодарю Тебя, Боже, за этот час страдания! Теперь я знаю, что его сердце, его душа — мои навеки!

— Они и останутся твоими, — тихо сказал ей Тейя, — если даже он и назовет королевой другую. Она получит только его корону, но не его сердце.

Эти слова запали глубоко в душу Раутгунды. Гильдебранд заметил это и решил нанести главный удар.

— Кто желает и кто смеет касаться ваших сердец? — сказал он. — Но ты, Витихис, действительно будешь тенью без счастья и силы, если преступишь свою священную клятву.

— Его клятву? — задрожав, спросила Раутгунда. — В чем ты клялся?

Витихис молча опустил голову на руки.

— В чем клялся он? — повторила Раутгунда.

Медленно, торжественно, стараясь, чтобы каждое слово проникло в самую душу Раутгунды, начал Гильдебранд:

— Это было несколько лет назад. В полуночный час пять человек заключили торжественный союз. Под священным дубом была вырезана трава, и они дали клятву старой земле, и волнующей воде, и пылающему огню, и легкому воздуху. И в знак братского союза на все века они смешали свою красную кровь. И они поклялись страшной клятвой пожертвовать для счастья и славы народа готов всем: сыном и родом, теплом и жизнью, оружием и женою. И если бы кто из братьев вздумал отказаться исполнить эту клятву и принести требуемую жертву, тот должен навеки попасть к силам тех, которые обитают в преисподней. Его кровь прольется неотмщенной, как вода на лугу, и память о нем исчезнет бесследно с лица земли, и имя его обесчестится во всем божьем мире. Так клялись в ту ночь пять человек: Гильдебранд и Гильдебад, Тотила и Тейя. А пятый был Витихис, сын Валтариса. И вот, смотри! — с этими словами он приподнял левый рукав Витихиса: — смотри, Раутгунда, рубец до сих пор еще виден. Так клялся он, когда еще не был королем. А когда тысячи готов подняли его на щит в Регете, он клялся во второй раз: «Клянусь именем высочайшего Бога на небесах, что все свое счастье, свою жизнь, все свое принесу в жертву для блага готов». Ну, Витихис, теперь я напоминаю тебе об этой двойной клятве и спрашиваю: пожертвуешь ли ты, как клялся, своим счастьем, своею женою, народу готов? Видишь, я потерял для этого народа трех сыновей, своего внука, последний отпрыск моего рода, принес в жертву ради готов. Говори, сдержишь ли и ты свою клятву? Или хочешь преступить ее и быть проклятым среди живых и мертвых?

Витихис застонал от боли при этих словах ужасного старика. Тут поднялась Раутгунда.

— Оставь его. Довольно! Он сделает, чего ты требуешь. Он не будет бесчестным клятвопреступником из-за своей жены. А теперь уйдите все, оставьте нас одних.

Тейя направился к двери, Гильдебранд медлил.

— Уходи, — сказала ему Раутгунда. — Клянусь прахом моего ребенка, что к восходу солнца он будет свободен.

— Нет, — вскричал Витихис. — Ни за что не отгоню я свою жену!

— Не ты отгонишь меня, я сама уйду от тебя. Раутгунда уходит, чтобы спасти свой народ и честь своего мужа. Сердце твое никогда не забудет меня. Я знаю, оно мое, с этого дня даже больше, чем прежде. Уходите же все, мы должны проститься без свидетелей.

На следующее утро, прежде чем пропели петухи, из лагеря выехала покрытая покрывалом женщина. Рядом с ее лошадью шел мужчина в военном плаще. На расстоянии выстрела от них ехал слуга. Долго все ехали молча. Наконец они достигли пригорка, возвышавшегося среди леса. Позади расстилалась широкая долина, в которой был расположен лагерь готов и Равенна. Впереди шла дорога на северо-восток.

Женщина остановила лошадь.

— Сейчас взойдет солнце. Я клялась, что оно увидит тебя свободным. Прощай же, мой Витихис!

— Не торопись так уходить от меня, — сказал он, сжимая ее руку.

— Слово надо сдержать, друг, хотя бы сердце и разбивалось от этого.

— Тебе легче уйти, чем мне остаться.

Она болезненно улыбнулась.

— За этим лесом я оставляю свою жизнь. Тебя же впереди ждет жизнь.

— Что за жизнь!

— Жизнь короля для своего народа, как этого требует твоя клятва.

— О несчастная клятва!

— Справедливо было дать ее, и долг — исполнить. А обо мне ты будешь помнить в раззолоченных залах, как и я о тебе — в хижине среди горных утесов. Ты никогда не забудешь десяти лет любви и верности.