Феликс Дан - Борьба за Рим

С этими словами старик вынул один камень из стены, запустил руку в отверстие и достал оттуда сверток папируса, заботливо обвязанный и запечатанный.

— Вот, — сказал он, подавая его Гото: — храни его хорошенько. Я упросил высокого Гермегизеля, который жил там, наверху, написать это. Он поклялся, что будет молчать об этом, и сдержал клятву. Теперь он уже не может говорить: он погребен подле входа в церковь. Но ты и Гунибад — вы не умеете читать. Это хорошо. Было бы опасно для тебя и — для другого, если бы это стало известно ему и людям прежде, чем узнает кроткий и справедливый король то, что написано в этом свитке. Особенно береги его от вельхов. К какому бы городу ты не подошла, прежде чем войти в ворота, спроси стражу: не живет ли в нем Корнелий Цетег, префект Рима. И если тебе скажут «да», то как бы ты ни устала, какая бы ни была поздняя ночь, как бы ни жгло полуденное солнце, ты тотчас повернись и уходи без оглядки, пока три реки не лягут между тобою и человеком, которого зовут Цетегом. Не меньше, чем свисток, береги вот этот кусок старого золота.

Он вынул из углубления в стене половину широкой золотой медали, с уважением поцеловал ее и надпись на ней и дал внучке. — Она была получена еще от Теодориха, великого короля. А от него должна перейти моему дорогому, сыну Варгса. помни, она принадлежит Адальготу. Это лучшее наследство его. Другую половину медали и надписи я отдал мальчику, когда отправлял его. Когда король прочтет свиток, и Адальгот будет близко, — а он должен быть там, если послушал моего совета, — тогда позови Адальгота. Приложите обе половинки медали одну к другой и покажите королю. Он должен быть умен и ясен, и кроток, и проницателен, как луч солнца. Он поймет смысл надписи. А теперь поцелуй мои усталые глаза. Ложись пораньше, пусть сам Царь небесный и все его светлые очи — солнце, луна и звезды — охраняют тебя во время пути. Когда ты найдешь Адальгота и будешь жить с ним в маленьких комнатах душных домов, в узких городских улицах, и когда вам покажется слишком тесно и душно там внизу, тогда вспоминайте дни вашего детства здесь, на высокой горе Иффы. И это воспоминание укрепит вас, точно свежий горный воздух.

Молча, без вопросов, без противоречий, без страха слушала и повиновалась старику пастушка.

— Прощай, дедушка! — сказала она, целуя его глаза. — Благодарю за твою любовь и заботы. — Но она не плакала. Она не знала, что такое смерть. Она вышла за порог хижины и оглянула окрестные горы. Небо было ясно, вершины горы блестели, освещенные луною. — Прощай, гора Иффа! — сказала она. — И ты, Волчья голова! И ты, Голова великана. Прощай и ты, сверкающая внизу Пассара! Знаете ли вы? Завтра утром я покину вас всех! Но я иду охотно, потому что иду к нему.

Между тем Кассиодор и Юлий отправились по просьбе Тотилы в Византию. Через несколько недель они возвратились, но мира не заключили.

— Сначала переговоры пошли очень удачно, — говорил Юлий Тотиле в присутствии главнейших вождей. — Юстиниан был видимо склонен к миру. Оба великие полководца его — Велизарий и Нарзес — заняты теперь войною с персами, и у него нет средств вести в то же время войну в Италии, — рана ему и так обошлась очень уж дорого. Мы ушли от него вполне обнадеженные, что мир состоится. Вдруг вечером из дворца является раб с прощальными подарками, — знак, что переговоры кончены. Кассиодор, желая всей душой мира, сделал невозможное: добился у короля еще одной аудиенции, уже после принятия подарков. Но Юстиниан встретил нас сурово и заявил, что никогда не будет смотреть на готов Италии иначе, как на врагов, и не успокоится, пока не изгонит их оттуда.

— Что за причина такой быстрой и резкой перемены в нем? — спросил Тотила.

— Не знаю. Мы ничего не могли узнать. Разве только…

— Что? — спросил Тейя.

— Когда я вечером возвращался из дворца, мне встретились носилки императрицы, выезжавшая из-за угла. Я заглянул в них, и мне показалось, что там сидел…

— Ну? — нетерпеливо спросил Тейя.

— Мой несчастный друг, воспитатель, пропавший Цетег.

— Ну, едва ли, — заметил король. — Он, вероятно, утонул. Ведь его плащ нашли в воде.

— Вы все истинные христиане и не знаете, что дьявол не может умереть! — заметил Тейя.

— Но это мы узнаем после — сказал Тотила. — А теперь, друзья мои, слушайте. Вы слышали, что Юстиниан отказывается от мира. Но он воображает, что мы будем сидеть и ждать, пока ему удобно будет начать войну с нами. Покажем же ему, что мы будем опасными врагами для него. Он хочет изгнать нас из Италии! Хорошо, он увидеть готов снова, как во времена Теодориха и Алариха, в своей собственной земле. Но прежде всего — храните наше решение в тайне, потому что тайна — мать победы. Готовься, Юстиниан! Мы скоро явимся к тебе! Защищайся!