У самой калитки тестевого домика Иван замедлил шаг, стараясь унять волнение в груди. Остановившись, поправил спереди туго подогнанный ремень и шинельное сукно под ним, открыл дверцу.
Не ожидая столь смелого вторжения, изжелта — серая дворняжка, каковой Иван не видел у тестя в прошлые годы, звонко, взахлеб залаяла на пришельца. На низенькое крылечко, подслеповато щурясь, вышла изрядно постаревшая теща.
— Иван! — всплеснула она руками. — Проходи, сынок.
Обернувшись к собачонке, повысила на нее голос:
— Цыц, малявка, не видишь разве, что это молодой наш хозяин возвратился.
В хате солдат увидел свою дочку в сереньком ситцевом платьице, в жилеточке — безрукавке в окружении самодельных кукол, мячей и других игрушек. Она сосредоточенно перекладывала их с места на место, щебеча какие- то слова. Заметив незнакомого дядю, быстро подбежала к бабушке, спряталась за нее.
Бабушка рассмеялась:
— Не бойся, внуча. Это твой папанька.
Через несколько минут, маленько пообвыкнув, Марийка позволила взять себя на колени и приняла отцовское угощение — большой кусок белого сахара, завернутого в плотную лощеную бумагу.
Теща рассказывала Ивану:
— Агаша сейчас ушла в типографию, ее туда приняли на работу. Там пока листовки и прокламации печатают. Сказывают, скоро газету станут выпускать.
— А кем там Агаша работает?
— Уборщицей.
— Это нам с нею сподобно, — улыбнулся Иван. — Как раз по нашей грамоте.
О своем муже, Ивановом тесте, Фекла Кузьминична сказала, что он находится на своей прежней работе в депо, только у него прибавилось немало общественных дел. Он избран в правление рабочего потребительского кооператива «Труд», по его поручениям ездит в соседние станицы на заготовку продуктов, участвует в их распределении, на него возложены учет и отчетность.
Первой с работы возвратилась Агаша, а вслед за нею и тесть. До самой ночи в семейном кругу длился разговор о происходящих переменах в жизни, ее радостях и бедах.
— Как тебя‑то теперь считать, — спросил тесть Ивана, — демобилизованным насовсем или временным отпускником?
Украинского вопрос не смутил.
— Наша дивизия, — сказал он, — пришла на защиту революции. У кого тут вблизи живут семьи, как у меня, ревком разрешил находиться дома. Остальные останутся жить в теплушках. С довольствия не снят.
О событиях в Петрограде 25 октября 1917 года Украинский, как и все солдаты 39–й дивизии, знал, находясь еще на фронте. С великим подъемом встретила солдатская масса ленинские декреты о мире, о земле, новом правительстве, национализации промышленности, банков, транспорта, отделении церкви от государства и другой коренной ломке буржуазного строя.
Направляясь на следующий день в станицу к родителям, вчерашний разведчик — артиллерист мысленно предугадывал, какими новостями встретят его близкие. Прежде всего ему думалось, что, наверное, упразднена власть атамана, да и с земелькой должно было бы произойти новое распределение.
Но ничего такого в станице он не обнаружил. Порадовал его лишь бравый вид младшего брата, прибывшего летом с фронта домой по ранению. От раны тот уже оправился, два своих Георгия 3–й и 4–й степеней сразу после революции снял с гимнастерки, как утратившие престиж старорежимные знаки отличия, и теперь жил ожиданием совсем иных возможностей для приложения своих сил и энергии.
— Как был у нас атаман Фастовец, так он и остался, — посетовал хворый отец Ивана Митрофан Степанович. — А до земли богачи подступа не дают.
Дополняя рассказ отца, Надя сообщила:
— Только вывеска с правления снята. А так все осталось по — старому.
— Это не только у нас, — вступил в разговор меньший брат Иван. — По всей Кубани такая картина.
— Но не на вечное время, — решительно заявил старший брат. — Надо смелее брать в оборот куркулей.
Окопник встретился со многими станичниками, кому старая власть вдоволь поломала хребтину. Среди них осо
бенно выделялись кузнец Ефрем Дрововозов и каменщик Федор Федосеев — участники революции 1905 года. Оба они стали большевиками. Однако еще более удивительной оказалась для Ивана встреча с Семеном Пантелеевичем Фастовцом — племянником атамана. До службы в армии и участия на фронте Семен рассорился с дядей и отцом, хотел навсегда покинуть станицу. Работал учителем и на почте где‑то за Екатеринодаром. А тут вновь приехал к отцу, тоже зажиточному казаку, когда‑то мечтавшему сделать Семена воспреемником дядиной, атаманской власти. Именно это и было тогда причиной семейного конфликта: Семен начистоту выложил тогда дяде и отцу свое отрицательное отношение к прогнившему царскому режиму.
Читать дальше