Алексей Павлов - Иван Украинский

до сих пор смеются. Приехал с хутора Черетовато- го на ярмарку один казак. Он здорово подгулял, до мертвецкого кону. Полицейский отволок его во двор какого‑то добродея и там бросил, чтобы проспался. А тот пьяный облевался и лежит, как бревно. Свиньи подошли и давай его облизывать, а потом вместе с его пакостиной отъели ему три пальца на руке».

Этот отрывок из письма Иван прочитал своим батарейцам. Вдоволь посмеявшись над незадачливым гулякой, коренастый фейерверкер Сенька Смолин сказал:

— А что, братцы, свиньи‑то ему благо сделали. На фронт его теперь не призовут, дома отсидится.

С прибывающими на пополнение солдатами и унтер- офицерами в руки окопникам попадали иногда официальные столичные и местные газеты, ненароком приоткрывавшие завесу над теневыми сторонами жизни в тылу. На фронтах лилась кровь, а тут сообщалось о таких делах, что они вызывали прямо‑таки рвоту у людей. Как‑то на батарею заглянул связист из искровой роты, приехавший из Тифлиса, куда он командировался за новыми аппаратами и телефонным кабелем. Выбив на армейском складе треть необходимого, он привез с собой «Биржевые ведомости», «Коммерческий вестник» и другие газеты.

— Почитайте, пушкари, — вручил он их батарейцам. — С цивильным духом познакомитесь.

Тот «дух» имел неприятный запашок. Собравшиеся в землянке фронтовики узнали, например, о громкой афере некоей Орловой — Давыдовой — разбитной певички, околпачившей своего престарелого мужа с графским титулом, о похождениях авантюристки Ольги Штейн под именем баронессы фон де Остен, убийстве отставным генералом Пегановым своей супруги Полозовой, о весьма решительно настроенной гражданке Нагродской, развернувшей широкую кампанию за открытие публичных заведений и право их посещения всеми желающими женщинами…

Слушал Иван эту муть и у него выворачивало из души.

— Какой‑то вертеп, а не благородное общество, — выразил он мнение всех сослуживцев.

Между боевыми подразделениями различных родов войск словно тонкие паутинки раскинулись замысловатые изгибы тропок и дорожек, местами девственно — белые, как сам снег, местами — будто присыпанные пепельно

серой золой от смеси снега с землей. Вон та тропка вела в штаб соседнего пехотного полка, а эта — к землянке искровой роты, где связисты обрабатывали телеграммы командования и передавали их по челночной системе, в стороне, подальше — обитала какая‑то кавалерийская часть. Выйдя с огневой позиции и направляясь в тыл, можно было шагать в полный рост без опасения, что тебя достанет вражеская пуля. В этих лабиринтах чаще всего и происходили встречи знакомцев.

Однажды с поручением командира отправился в тыл дивизиона и заряжающий Иван Украинский. В низине, возле водопойного колодца, он неожиданно повстречал своего земляка — ровесника из станицы Ново — Рождественской Михаила Петракова. Одетый в суконный чекмень, с перекинутым за плечи башлыком, в бараньей папахе, невысокий, юркий кавалерист как раз потчевал своего любимца студеной водой из корыта, установленного на двух опорных камнях.

— Кого вижу! — воскликнул Петраков.

И, оставив коня, обнял давнего знакомца.

— Не ожидал и я тебя здесь встретить, — ответил Украинский. — Думал, воюешь где‑нибудь на Западе.

— Нет. Сначала меня запапашили в Екатеринодар, там формировалась кавалерийская бригада. А оттуда недавно сюда, до Сарыкамыша прикатили в вагонах. Только направление‑то получил один наш эскадрон, его придали в распоряжение командира корпуса как особый резерв.

— Уже воевал? — спросил Иван.

— Еще не успел, — рассмеялся Петраков. — Куда с конницей по таким горам и снегу сунешься? Весна нас позовет в бой.

Перекинувшись несколькими фразами о родных местах, общих знакомых, земляки условились встретиться вечером, после выполнения Иваном командирского задания.

— Эскадрон наш, — показал Петраков на видневшиеся в тылу сараи, — разместился в старых кошарах. Мы их неплохо приспособили для своей стоянки. Вот туда и приходи.

Вечером земляки продолжили разговор. Чтобы никто им не мешал, они уединились в самом дальнем углу конюшни, посреди конской сбруи. О многом толковали солдаты — не только о доме.

— До чего же может довести эта война? — вслух рассуждал Иван. — До голоду и нищей сумы, истребления людей. Что тут творят турки и курды с армянской нацией — это просто неописуемо. Не щадят ни старых, ни малых, всех подряд казнят. Где побывали аскеры — там остается мертвая пустыня. Все своими глазами видел.