Андре Мальро - Королевская дорога

— Ты ранен?

Это был Клод.

— Нет. Хотя, в общем-то, да, но несерьёзно. Садись рядом со мной и выключи это.

Впрочем, мои разжигали большой костёр.

Перкен вкратце рассказал обо всём.

— Ты предложил более ста кувшинов… А сколько тут воинов?

— Может, сто, а может, и двести.

— Они что-то там бормочут… Как ты думаешь, о чём они говорят?

Разговор вокруг и в самом деле не умолкал, только звуки стали более гортанными. Два голоса звучали громче и решительнее, чем остальные, один из них принадлежал вождю.

— Наверное, это вождь спорит с хозяином Грабо.

— Что же отстаивает вождь? Интересы деревни в целом?

— Безусловно.

— А если предложить по кувшину каждому воину и пять или десять, как решишь, для всей деревни?

Перкен тотчас сделал такое предложение. Едва переводчик успел перевести его слова, как во тьме поднялся шёпот, каждому хотелось высказать своё мнение, сначала потихоньку, но потом поднялся отчаянный гвалт. Копья теперь колыхались на фоне неба, усеянного теми же звёздами, что и накануне. Но вот они исчезли; потрескивая, вспыхнуло пламя костра, вылизывая всё своими неровными языками. Разгораясь, оно всё ярче освещало головы, отчётливо видимые в первых рядах и расплывавшиеся в последних; почти все воины были здесь, они захлёбывались словами, почувствовав внезапно себя свободными от белых. Говорил каждый, стараясь перекричать других, причём руки оставались неподвижными, а головы оживлённо крутились; потрескивание костра заглушало время от времени перестук слов, расцвечивая красными бликами их лица старых крестьян, на которых внезапно мелькало быстрое, как вспышка пламени, выражение охотника с неподвижно застывшим взглядом. Трескотня слов окружала безмолвный кружок; в этом провале молчания сидели рядом с вождем старейшины, руки у них были длинные, как у обезьян, и говорили они степенно, один за другим. Клод не отрывал от них глаз, с тревогой следя за выражением их лиц, которое хотел разгадать, однако ему пришлось отказаться от своего намерения, ибо выражение это было столь же непонятно, как и язык, на котором они говорили.

К Перкену подошёл переводчик:

— Один из вас уедет, другой останется до его возвращения.

— Нет.

— Один может умереть по дороге, — счёл нужным добавить Клод, — тогда обмена не получится.

Мои ушел, задев раненую ногу Перкена, который чуть было не вскрикнул, потом боль опять притупилась…

Обсуждение возобновилось.

— В крайнем случае… — начал Клод.

— Нет, я знаю дикарей: если они в самом деле надеются, старикам не устоять против всей деревни; главное — выиграть время; если бы было светло, у меня нашлись бы другие средства…

Трескотня вдруг смолкла, послышались приглушённые голоса, похожие на гомон птиц при взлёте; все повернулись к старейшинам. И пока головы поворачивались, рты, остававшиеся открытыми во время переговоров с соседями, закрывались, выражая тем самым степень сосредоточенности.

— Ни у одного племени нет по кувшину на человека! — крикнул Перкен по-сиамски.

Переводчик перевёл. Вождь ничего не ответил. Никто не шелохнулся; напряжённость недоброго ожидания расходилась во все стороны, словно круги по воде. Воины не спускали с вождя глаз.

Перкен хотел подняться, но опасался, что будет заметно, как трудно ему ступать на ногу, а это могло ослабить впечатление от его слов. И он снова закричал:

— Мы будем без конвоя. Кувшины…

Переводчик подошёл к нему, и все головы разом повернулись вслед за ним.

— …кувшины привезут на повозках. Без конвоя.

Он останавливался после каждой фразы, чтобы его слова тут же переводились.

— Только три человека. Обмен сделаем на поляне, которую вы сами укажете.

Клод до того привык видеть, как белые в знак одобрения кивают головой, что неподвижность этих лиц после единодушного поворота в их сторону он принял за отказ.

— А между тем это должно было бы их прельстить — каждому заполучить по собственному кувшину! — прошептал он.

— Они не совсем понимают…

Но что такое? Мои начали вдруг подниматься, нерешительно, со сгорбленной ещё спиной, с вытянутой вертикально вниз рукой, на которую они опирались. Отбрасывая впереди себя тени, они направлялись к хижине, откуда пришли белые. Трое, четверо… Их силуэты сливались с массой деревьев; только верхняя часть копий ещё виднелась на звёздном небосклоне… Остальные дожидались, их напряжённое ожидание оказалось заразительно и передалось белым. Не отрывая глаз от колышущегося барьера деревьев, Клод подстерегал возвращение копий. Послышались возгласы, в ответ раздался довольный крик; на мгновение рядом с очень светлой звездой появились скрещенные копья, они то опускались, то поднимались, становясь всё больше и больше; но вот мужчины вошли в круг красного света, а тени их затерялись в ночи, которая не желала их отпускать. Среди них Перкен узнал хозяина Грабо; он пошёл удостовериться, что раб его на месте; другие опасались, как бы тот не убежал. Хозяин хотел вернуться в хижину, двое воинов держали его за руки; все трое кричали, но Перкен не понимал их. Наконец они присели на корточки; и снова начались нескончаемые разговоры, нелепая атмосфера крестьянских препирательств возобладала над свирепостью, которая нет-нет да и прорывалась.