Вальтер Скотт: Карл Смелый

— Спасайся бегством, верный слуга, — сказал граф, — и ты, Артур, также сбереги свою юность для дней более счастливых. Я не могу и не хочу бежать далее. Я отдамся на волю победителей; если они помилуют меня — хорошо; если же нет, тогда будет на то воля Божья.

— Я не побегу отсюда, — сказал Артур, — и не оставлю вас без защиты; я разделю судьбу вашу.

— И я также останусь здесь, — сказал Тибо, — швейцарцы благородно воюют, если только они не слишком раздражены сопротивлением, и кажется, что сегодня они немного его встретили.

Швейцарский отряд приблизился. Он состоял из унтервальденской молодежи под предводительством Сигизмунда Бидермана и брата его Эрнеста. Сигизмунд с величайшей радостью тотчас объявил им пощаду; этим он в третий раз оказал Артуру важную услугу в благодарность за его к нему дружбу.

— Я отведу вас к моему отцу, — сказал Сигизмунд. — Он рад будет вас видеть, только теперь он очень огорчен смертью моего брата Рюдигера, павшего с нашим знаменем от единственного выстрела, сделанного в это утро; прочие пушки Кольвена не выпалили, потому что Кампо-Бассо их заколотил. Если б не это, то гораздо большее число наших подверглось бы судьбе бедного Рюдигера. Но и сам Кольвен также убит.

— Следовательно, Кампо-Бассо был заодно с вами? — спросил Артур.

— С нами? Нет… Мы презираем таких союзников, но итальянец сговорился с герцогом Феррандом; он заколотил орудия и, перепоив немецких пушкарей, прискакал к нам в лагерь с полутора тысячью всадников, предлагая сражаться вместе с нами. Но отец мой не принял этих изменников в швейцарские ряды, и таким образом, хотя мы и воспользовались открытой ими дорогой, но не пустили их в свое общество. Тогда Кампо-Бассо отправился к герцогу Ферранду и вместе с ним напал с другой стороны на лагерь, куда он свободно провел неприятеля, объявив в цепи, что он возвращается с объезда.

— Нет, — сказал Артур, — свет еще не видывал столь подлого и вероломного человека, который умел бы так искусно закидывать свои сети.

— Сущая правда, — отвечал молодой швейцарец. — Говорят, что герцогу никогда уже не удастся собрать новое войско.

— Конечно, никогда, молодой человек, — сказал граф Оксфорд, — так как вот он лежит перед тобой мертвый.

Сигизмунд вздрогнул. Он всегда питал невольное уважение и даже страх к имени Карла Смелого. Ему не хотелось верить, что этот лежащий перед ним обезображенный труп был именно он, герцог Карл! Еще недавно такой могущественный и такой грозный! Но изумление его превратилось в печаль, когда он увидел тело своего дяди, Альберта Гейерштейнского.

— Ах, дядя, — воскликнул он, — дорогой дядя Альберт! Неужели при всей вашей знатности, при всем вашем благоразумии вам было суждено, как нищему, умереть, на краю болота?.. Пойдемте, надо поскорее сообщить эту печальную весть моему отцу. Он будет несказанно огорчен смертью своего брата.

Не без труда посадили они графа Оксфорда опять на лошадь, и уже собрались было отправиться, как вдруг граф сказал:

— Оставьте здесь стражу, это необходимо, во-первых, для того, чтобы оградить эти тела от дальнейшего бесчестья, а во-вторых, чтобы их молено было похоронить с подобающими почестями.

— Именем Эйнзидленской Богородицы благодарю вас за то, что вы мне это напомнили, — сказал Сигизмунд. — Конечно, мы должны сделать для моего дяди все, предписываемое церковью. Нужно надеяться, что он еще не продал своей души сатане. Я желал бы оставить здесь при теле какого-нибудь священника, но, впрочем, все равно: ведь дьявол не явится среди бела дня.

Они отправились в главную квартиру Бидермана. По дороге им попадались такие ужасные картины, что Артур и даже отец его, давно привыкший ко всем ужасам войны, не могли смотреть на них без содрогания. Но шедший подле Артура Сигизмунд завел такой небезынтересный для него разговор, что мало-помалу рассеял овладевшее им тягостное чувство.

— Есть ли у вас еще дела в Бургундии, — спросил он, — теперь, когда уж герцог не существует?

— Моему отцу это лучше известно, — отвечал Артур, — но я думаю, что нет. Герцогиня Бургундская, которая должна наследовать владения своего покойного супруга, сестра Эдуарда Йоркского и смертельная противница всех приверженцев Ланкастерского дома, а потому было бы неблагоразумно и небезопасно для нас оставаться в стране, ей подвластной.

— В таком случае, — сказал Сигизмунд, — план мой сам собой исполнится. Вы воротитесь в Гейерштейн, чтобы опять жить с нами. Отец твой будет братом моему отцу, и гораздо лучшим братом, чем был дядя Альберт, с которым он редко видался или разговаривал, между тем как с твоим отцом он будет толковать с утра до ночи, предоставя нам попечение о хозяйстве. А ты, Артур, заменишь нам всем бедного Рюдигера, который хотя и был мой родной брат, однако, несмотря на это, я никогда не любил его так, как тебя, потому что он не был так добр, как ты. Притом же Анна — моя двоюродная сестра Анна — теперь в Гейерштейне и находится в полном распоряжении у моего отца; а ты знаешь, король Артур, что мы всегда называли ее королевой Гиневрой.