Бледный, осунувшийся, барон встретил гостя хмуро. Де Робек сообщил, что «Аякс» готов к отплытию и выйдет в море на заре. Мать Николая II, Мария Федоровна, уже на борту корабля, где она устроена с должным комфортом.
— Я получил по радио сведения, что у большевиков в ходу пока всего одна-единственная подводная лодка, — добавил к своему сообщению де Робек, — так что особых опасений не должно быть. Вы сможете эвакуировать свои войска почти без помех. Вы готовы к этому?
Барон сделал вид, что не расслышал вопроса; он стоял у окна, за которым беспокойно мерцал город. Там, в порту, на причалах, уже начиналась лихорадка. Де Робек мог и не задавать своего вопроса барону — бегство из Севастополя и других портов Крыма уже шло полным ходом, и у причалов скапливалось все больше обезумевших от страха людей, и по пути сюда, во дворец, де Робек уже сам видел разыгрывающиеся на набережной душераздирающие сцены.
Пока еще не солдаты, а штатские осаждали причалы. Уезжали члены синода, сенаторы, спекулянты валютой, карманные воришки, картежники, чиновники разных ведомств и учреждений. И, поддавшись панике, распаленные слухами, что красная конница Буденного уже мчится к морю несметной тучей, бросались к причалам потерявшие голову обыватели, всякого рода «бывшие», которые и сами не отдавали себе отчета, зачем им покидать родину и бежать бог весть куда со своими пожитками.
— Вы не расстраивайтесь, барон, — все внушал ему де Робек. — Мощные силы Антанты еще могут повернуть колесо истории вспять. Так не раз бывало…
В дверь постучали. Вошел Шатилов, и барон попросил извинения у гостя: сейчас штаб в напряжении, обстановка меняется ежеминутно, и любой возникающий вопрос надо решать без проволочек.
— Да, пожалуйста, — кивнул де Робек.
Шатилов имел совершенно запаренный вид и, казалось, за последнее время стал еще ниже ростом. Он молча протянул Врангелю небольшой листок:
— Только что получили по радио. От Фрунзе!
— От кого, вы сказали? — вытаращил глаза барон.
— От Фрунзе, я сказал. Адресовано нам. Предложение… О капитуляции…
Сначала Врангель, затем де Робек прочли принесенный Шатиловым листок. Там значилось:
«Главкому вооруженных сил Юга России генералу Врангелю.
Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления ваших войск, грозящего лишь бессмысленным пролитием новых потоков крови, предлагаю вам немедленно прекратить борьбу и положить оружие со всеми подчиненными вам войсками армии и флота.
В случае принятия вами означенного предложения Революционный военный совет армий Южного фронта, на основании представленных ему Центральной Советской властью полномочий, гарантирует вам и всем кладущим оружие полное прощение по всем проступкам, связанным с гражданской войной.
Всем, не желающим работать в Советской России, будет обеспечена возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа под честное слово от всякого участия в дальнейшей борьбе против Советской России.
Ответ по радио ожидается не позднее 24 часов 12 ноября сего года.
Командующий Южным фронтом
Михаил Фрунзе».
— Весьма любопытный документ, — произнес де Робек, возвращая листок Врангелю. — Вам стоит сохранить его, если в будущем когда-нибудь займетесь мемуарами.
Барон заложил руки, в одной из которых держал листок, за спину и стал молча ходить взад и вперед по кабинету.
Шатилов вздохнул и с опущенной головой вышел.
— Господин барон! — окликнул Врангеля де Робек. — Я должен еще раз сказать вам на прощание, что вам не следует отчаиваться. Интересную мысль высказала мне сегодня гостья моего корабля. По ее мнению, в России все восстановится, как было, потому что она — Россия, а не Франция. Без царя России не прожить. И даже если красные займут Крым, это ничего не изменит. То, что укоренилось столетиями, не исчезает за два-три года революции. Тысячелетний быт и обычаи народа возьмут свое, и постепенно все войдет в свои берега. Я целиком разделяю мнение Марии Федоровны.
Он вдруг рассмеялся, де Робек, закатил глаза, будто вспомнил что-то очень смешное, и продолжал:
— Сегодня утром, представьте, слышу, как наш корабельный оркестр разучивает ваш гимн: «Боже, царя храни». Каково, а? У вас я его тут не слышал, а на моем «Аяксе» гимн звучит. Парадокс! У нас в Англии это любят.
Он скоро откланялся. Барон проводил его до двери, пообещал прибыть в порт на проводы и, оставшись один, снова заходил по кабинету. Иногда он поглядывал на часы, но не для того, чтобы посмотреть, сколько еще осталось времени до истечения срока ультиматума Фрунзе. Нет, просто ему казалось, что и часы и время не идут, будто кто-то взял да остановил их навсегда…
Читать дальше