Иван Кошкин - За ценой не постоим

— Кажется, вторых бронебойщиков зацепили, воронка почти на окопе, и ружье они что-то не высовывают.

Трифонов посмотрел туда, где на еле заметном подъеме уступом располагались позиции противотанковых ружей. Приглядевшись, он заметил, как в еле заметной амбразуре одного из заснеженных брустверов шевельнулся предусмотрительно обмотанный белыми тряпками длинный ствол противотанкового ружья. Второй окоп казался мертвым, а может быть, в нем и в самом деле не осталось живых.

— Виткасин, давай бегом, проверь, что там у бронебойщиков, и сразу назад, — приказал политрук.

— Есть! — узкоглазый боец закинул винтовку за спину и полез в ход сообщения.

— В какой окоп пошел Шумов? — спросил внезапно Берестов.

— В правый, — ответил Трифонов и поглядел туда, где сидели в засаде истребители.

Снаряд лег рядом с окопом гиганта-гранатометчика, наполовину завалив его землей.

— Ах ты…

Николай тоскливо выругался — ему нравился этот здоровяк рабочий, который так уверенно говорил, что добросит шестикилограммовую связку. Он посмотрел дальше, в сторону занятого немцами леса, и вздрогнул — три едва заметных на таком расстоянии букашки выползли на открытое пространство. Политрук не видел, идет ли за ними пехота, да что там, наверняка идет, просто отсюда не видно…

— Танки, — указал он Берестову.

Младший лейтенант некоторое время смотрел, прищурив глаза, затем кивнул:

— Да. Танки, у вас молодые глаза, товарищ политрук.

Снова заговорили немецкие орудия, теперь снаряды падали на взвод Медведева.

— Приготовиться к отражению атаки, — громко крикнул Берестов. — Отсекаем пехоту, без команды не стрелять! Делаем, как учил, ребята!

Приказ покатился по цепочке ячеек, и Андрей Васильевич повернулся к Трифонову:

— А вы что собираетесь делать, товарищ политрук?

Трифонов лихорадочно соображал. Как политрук роты он должен был находиться либо на командном пункте, ожидая приказа командира, либо идти туда, где могло потребоваться присутствие политработника. О том, чтобы покинуть взвод Берестова, не было и речи — сюда шли танки, вот-вот здесь начнется бой, и уйти отсюда — значит запятнать свое звание, бросить тень на партию, да еще перед бывшим белогвардейцем! С другой стороны, если он будет сидеть в этом окопе, Берестов может подумать, что ему не доверяют. Решение пришло неожиданно.

— Я проверю, что там у Шумова, — сказал политрук. — Если что — заменю убитого… Или раненого.

— Вы с ума сошли, — возмутился Берестов. — Это совершенно не ваше дело — бить танки!

— Это уж мне решать.

Николай уже и сам понял, что напорол горячку, но пути назад не осталось, и, подхватив карабин, Трифонов побежал к окопу истребителей. Гранат в нишах больше не было, но в углу валялись три или четыре сумки с бутылками, подхватив еще одну вдобавок к той, что висела на боку, политрук высунулся из окопа. Танки преодолели треть расстояния до позиций взвода, теперь он ясно видел пехотинцев в длинных шинелях, что шли цепью за машинами. Разведка — передовой отряд танковой дивизии: танковая рота, рота мотопехоты, четыре бронеавтомобиля и четыре орудия на тягачах. Змея, способная протиснуться в незаметную щель и в то же время ударить страшными зубами, немецкая боевая группа искала тонкие места в советской обороне, готовая, если надо, сбить слабого или нерешительного врага и удерживать позицию до подхода основных сил. Ночная разведка показала, что где-то здесь закрепились русские части. Немцы уже научились не лезть на рожон, но в них пока жила уверенность в своих силах, в том, что они могут разбить любого противника, и командир группы решил атаковать. Русские позиции были хорошо замаскированы, однако с рассветом наблюдатели обнаружили линию окопов по опушке двух рощ — Советы не отличались большой изобретательностью в выборе рубежей обороны. Боеприпасов осталось мало, поэтому по каждому участку орудия израсходовали шесть снарядов на ствол, наполовину опустошив боезапас. Артиллеристы еще обрабатывали второй узел обороны русских, а первый уже атаковал взвод танков при поддержке спешившегося взвода мотопехоты.

Трифонов, бежавший чуть ли не на четвереньках по ходу сообщения, ничего этого, естественно, не знал. Зато он знал, что совершает огромную глупость, потому что если его здесь убьют, рота останется без политрука. Но где-то в глубине души уже зрело понимание: без таких глупостей грош ему цена, без них он никогда не станет комиссаром и так и будет по-прежнему терзаться над вопросами, которые Гольдберг решает в пять минут… Николай ясно различал звук немецких моторов, странно тихий, словно у грузовика, и, прибавив ходу, буквально нырнул в окоп, наполовину засыпанный сырой землей пополам со снегом. Крепкие руки вытащили его из отвратительной каши и прижали к стене, прямо перед Трифоновым возникло лицо Шумова — на редкость злое лицо. Несколько секунд гигант смотрел, словно не узнавая, и Николаю стало по-настоящему страшно, но тут истребитель танков резко выдохнул и прохрипел: