Амин Маалуф - Странствие Бальдасара

— А ты хотела бы, чтобы его называли сыном негодяя?

— Ты прекрасно знаешь, что он должен быть им. Мы ничего не можем с этим поделать!

Я, обожавший Марту, потому что она восстала против своей судьбы, не мог скрыть своего разочарования.

— Говорят, что когда женщина носит ребенка, он делает будущую мать храброй, но тебя, тебя ребенок, которого ты носишь в своем лоне, сделал боязливой.

Она отстранилась от меня.

— Говоришь, мне не хватает храбрости? Я скоро поеду, чтобы отдаться в руки человека, который меня больше не любит, который будет оскорблять меня, бить и запрет до конца моей жизни. И все это для того, чтобы мой ребенок не услышал завтра, как его назовут ублюдком. И такую мать ты называешь боязливой?

Может, мне не стоило бы упрекать ее, но я думал над каждым произнесенным мной словом. Она возразила, что готова принести себя в жертву? Но жертвоприношение бывает вызвано трусостью так же часто, как и храбростью. Истинная храбрость — в противостоянии миру, в том, чтобы защищаться против его нападок, глядя ему прямо в лицо, и умереть, сражаясь. Подставить себя ударам — это в лучшем случае почетное бегство.

Почему я должен согласиться с тем, чтобы любимая женщина уехала жить с разбойником, взяв с собой ребенка, которого мы зачали вместе, иметь которого она давно уже не надеялась и которого ей подарил я? Почему? Потому что когда-то пьяный кюре из Джибле возложил руки ей на голову и бессвязно пробормотал три ритуальные фразы?

Будь прокляты законы людские, их притворство, их ризы и их церемонии!

Понедельник, 18 января 1666 года.

Маймун, которому я доверился, считает, что Марта права, а я ошибаюсь. Он слушает мои доводы, не слыша их, и на устах у него один ответ: «Таков наш мир!»

Он говорит, что было бы безумием позволить ей вынашивать ребенка и родить его не в доме мужа и что она, наверное, умрет от тревоги и стыда. С каждым лишним днем она будет волноваться все больше и больше, сказал он, и мне не нужно ее дольше удерживать.

Чтобы смягчить мое горе, он говорит, что убежден: однажды, может, даже совсем скоро, она ко мне вернется. «Небеса часто осыпают несчастьями тех, кто их не заслуживает, но иногда и тех, кто заслуживает», — говорит он, прищуривая глаза, словно для того, чтобы лучше разглядеть изнанку вещей. Он хочет этим сказать, что супруга Марты может постигнуть участь, которой заслуживают разбойники, что правда, возможно, догонит сплетню и что тогда будущая мать моего ребенка снова станет вдовой… Все так, я знаю. Конечно, все может случиться. Но разве не жалкая доля — жить в ожидании смерти соперника, каждый день моля Бога, чтобы он утонул или был повешен? Нет, не так я мыслю прожить свою жизнь.

Я привожу доводы, я спорю, зная уже, что битва моя проиграна заранее. Потому что Марта не решится остаться под моей крышей с растущим животом, потому что она думает только о том, чтобы скрыть свою вину в постели супруга, который ей омерзителен; я не могу удерживать ее против воли. Ее слезы не просыхают, она, кажется, худеет и тает с каждым часом.

На что мне еще надеяться? Что тотчас после встречи с мужем она по какой-то причине решит не оставаться у него или он сам ее выгонит? А может, заплатить этому типу, чтобы заставить его отменить их брак, заявив, что он никогда и не был заключен. Он падок на деньги, и если я дам ему подходящую цену, мы вернемся от него все вместе: Марта, наш ребенок и я.

Вот какие волшебные сказки я сочиняю!

Это для того, чтобы у меня осталась еще хоть какая-то причина жить, будь она даже иллюзорной. Лгать себе самому становится иногда благом, ложь как лестница, идя по которой мы преодолеваем несчастья…

19 января.

Марта объявила мне ночью, что завтра она едет на Хиос. Я сказал ей, что провожу ее, и тотчас пообещал никоим образом ни во что не вмешиваться, я ограничусь лишь тем, что буду поблизости, чтобы она могла позвать меня в случае опасности. Она согласилась, но перед этим дважды заставила меня поклясться, что я не стану ничего предпринимать, пока она не начнет сама упрашивать меня об этом, объяснив, что муж зарежет ее на пороге дома, если станет подозревать, что между нами что-то было.

Есть два способа достичь этого острова, отбыв из Смирны. Доехать до крайней оконечности полуострова, после чего надо будет только переплыть залив — это не больше часа на плоскодонке, — чтобы добраться до города с тем же названием, Хиос. Или проделать всю дорогу морем, плывя вдоль побережья от одного порта к другому. Это то, что советует мне Хатем, который полностью осведомлен о делах Марты. При этом поездка, надо полагать, займет целый день, если ветер будет попутным, и два дня, если не будет.