Петр Полежаев - Фавор и опала

Обряд обручения совершал знаменитый вития и пиит того времени — новгородский архиепископ Фёдор Прокопович.

Над обручающимися во время совершения обряда господа генерал-майоры держали балдахин из серебряной парчи, вышитой золотыми узорами.

По окончании обручения жених и невеста сели в кресла рядом, и при громе труб, литавр и пушечной пальбы начались, обычные торжественные поздравления, начавшиеся с близких, родных и высокопоставленных лиц. Одним из первых подошёл дядя, фельдмаршал князь Василий Владимирович Долгоруков, с характерной речью, высказанной им громко, отрывисто и резко, как он обыкновенно говаривал:

— Вчера я был твой дядя, нынче ты мне государыня, а я тебе верный слуга. Даю тебе совет: смотри на своего августейшего супруга не как на супруга только, но как на государя, и занимайся только тем, что может быть ему приятно. Твой род многочислен и, славу Богу, очень богат, члены его занимают хорошие места, и если тебя станут просить о милости для кого-нибудь, хлопочи не в пользу имени, а в пользу заслуг и добродетели. Это будет настоящее средство быть счастливою, чего я желаю.

Каждый из поздравлявших целовал руку государевой невесты. Катерина Алексеевна, как во всё время обручения, так и теперь, принимая униженные поздравления, казалась бледной и убитой; с опущенной головой она походила на подневольную жертву, а не на счастливую невесту. Безучастно и машинально подавая руку каждому подходившему, она, по странному процессу мысли, унеслась в совершенно противоположную сферу, от ярко блестевшей и наполненной толпами придворных залы к убогой полутёмной каморке, к последнему свиданию, к милому человеку… и вот вдруг этот дорогой образ перед ней живой — подошёл Милезимо. Она сделала невольное движение, подалась вперёд, рука поднялась к нему и в то же мгновение опустилась снова: княжна очнулась, встретив яростный взгляд Алексея Григорьевича. Как ни быстро произошло всё это, но все заметили, что хотели заметить, все внимательно следили, когда подходил к целованию руки член имперского посольства, красивый Милезимо, о взаимной любви которого с княжной уже ходили по городу тёмные слухи. Заметил странное движение невесты и государь, но удержался, не выдал своего неудовольствия ничем, кроме яркой краски, вспыхнувшей на его лице. Едва ли не в первый раз он сделал над собой тяжёлое усилие для сохранения величия царского достоинства.

Между тем церемония не прерывалась. За Милезимо следующий член посольства ловко поспешил отдалить товарища от невесты и занять его место. Когда же Милезимо отошёл, его окружили и, по распоряжению графа Вратиславского, увезли домой из опасения какой-нибудь дерзкой выходки. «Наконец-то мучения кончились», — думает княжна-невеста, когда все присутствующие выполнили обряд и когда она встала вместе с женихом. Но не кончились, а только ещё начинались её муки. Вслед государем и его невестой все гости потянулись в следующий апартамент, а перед дворцом загорелся блестящий фейерверк.

По церемониалу, торжество закончилось балом, в котором участвовали все приглашённые. Танцы, согласно с этикетом, открылись женихом и невестой. Государь-отрок любил танцы и всегда участвовал в них охотно, но с последней зимы он, по случаю частых охотничьих переездов, почти не пользовался этим удовольствием. Ему нравились в танцах грациозные движения дам, их обнажённые плечи, одушевлённый говор, тихие, никому другому не слышные речи, гром музыки, покрывавший эти речи, ему хотелось жизни, хотелось испытывать наслаждения. Но теперь нет прежнего оживления. Государь с невестой почти не говорил ни слова; он казался утомлённым, а она — точно преступница под плахой. Оба они представляли собой, по едкому замечанию Василия Владимировича, двуглавого орла.

Алексей Григорьевич и Василий Лукич стоят рядом за танцующими и обмениваются наблюдениями. От обоих, конечно, не скрылись странные отношения обручённых.

— Видишь? — шёпотом спросил князь Алексей.

— Всем достаточно видно, — лаконично отвечал князь Василий.

— Слюбятся после свадьбы, — утвердительно заметил первый.

— А позволь узнать, когда будет она, свадьба-то? — спросил князь Василий, насмешливо улыбаясь.

— Вот это-то и заботит меня, — ещё тише, почти на ухо, зашептал Алексей Григорьевич, — нельзя откладывать… сам видишь…

— Нельзя, — подтвердил дипломат, — так как же?

— Да так… думаю свадьбу отпраздновать на этой неделе.