Александр Павлов - Божья воля

— Кто таков? Что за человек? — тревожно спросил он Гараську. — Антропыч?

Гараська ухмыльнулся.

— Какой Антропыч, ваше сиятельство! Антропыч как в те поры пропал, так и досель его духом не пахнет. Должно, Антропыч теперь с чертями в свайку играет, ваше сиятельство! Какой это Антропыч!

— Так кто же? кто? — резко остановил словоохотливого Герасима Долгорукий.

— Да женщина какая-то пришла.

— Женщина?! — облегчённо вздохнул Долгорукий. — Что же ты раньше этого не сказал! Какая женщина?

— А Бог её знает! Пришла, этта, да спрашивает: князь, говорит, Алексей Михайлович дома? Я говорю: дома. Так поди доложи, что мне их сиятельство желательно видеть. Я вот и докладываю.

— Да от кого она?

— Неведомо.

— Да ты бы, дурак, спросил.

— Пытался спрашивать, да не сказывает.

Алексей Михайлович пожал плечами. Он никак не мог догадаться, от кого эта таинственная посланная, и тщетно ломал голову над разрешением этого вопроса.

Наконец он снова спросил Гараську, с глуповатым видом продолжавшего на него смотреть во все глаза:

— Где она, эта женщина?

— Где! Известно где — в людской! Прямо в людскую со двора пришла. Я говорю: посиди здесь, а я пойду доложу. И пошёл, а она там сидит.

— Ну ступай, скажи ей, что я сейчас приду.

— Ладно, так и скажу.

И Гараська хотел уже выйти за дверь, но Алексей Михайлович остановил его.

— Или нет, постой. Поди и приведи её сюда.

Гараська ушёл и через минуту возвратился в сопровождении княжны Рудницкой.

Она так была закутана платком, что Алексей Михайлович не мог догадаться, кто стоит перед ним. И только тогда, когда она скинула платок и в полумраке комнаты вырисовалось перед ним бледное личико княжны Анны, — он изумлённо вскрикнул и отступил назад…

Алексей Михайлович так был поражён появлением княжны Анны, что в первую минуту, казалось, потерял не только способность говорить, но даже и мыслить. Совершенно ошеломлённый этой неожиданностью, он несколько секунд стоял, не двигаясь с места, глядя на неё таким изумлённым взором, словно перед ним стоял не живой человек, а какой-то загробный призрак.

Но наконец он кое-как справился с охватившим его волнением и воскликнул:

— Вы?! Вы, княжна?! Это вы?! У меня… здесь?!

Анна улыбнулась бледной, печальной улыбкой и промолвила:

— Вы изумлены, князь… Я пришла к вам…

Но он не дал ей докончить фразы и, быстро подойдя к ней, воскликнул:

— Да, правда, я изумился… Но в то же время я безмерно счастлив вашим приходом… Что бы ни привело вас, я буду всегда благословлять эту минуту. Садитесь, княжна, садитесь… Чем прикажете угощать вас?..

Анна покачала головой.

— Ничем, князь… Мне нужно сказать вам только несколько слов… Удалите вашего слугу…

Долгорукий быстро взглянул на Гараську, продолжавшего стоять у дверей, и крикнул:

— Ступай отсюда…

Гараська так быстро скрылся за дверью, что казалось, он не ушёл, а просто растаял в воздухе.

Алексей Михайлович подошёл к молодой девушке и хотел её взять за руку, но она не то испуганно, не то брезгливо отодвинулась.

— Постойте, князь, — сказала она. — Не думайте, если я пришла к вам в эту позднюю пору, то меня привело какое-нибудь тёплое чувство к вам. Вы сами своими поступками вырвали из моего сердца даже дружбу, которую я раньше всё-таки питала к вам…

— Но, княжна, — попробовал остановить её Долгорукий.

— Подождите. Дайте досказать, — продолжала Анна. — Когда исчез Барятинский, я тотчас же обвинила вас в этом исчезновении. Я знала, догадывалась, чувствовала, что вы его ненавидите. Я убеждена была, что если он пропал — то пропал благодаря вам… Я была уверена, что он убит, и считала вас виновником его гибели. Повторяю, я была уверена в этом и сама готовилась к смерти, потому что не в силах была пережить смерть Васи. Но помните, вы приехали, вы захотели меня видеть, и до сих пор в ушах звучит радостная весть, которую сообщили вы. Вы сказали: Барятинский жив. И я поверила вашим словам, поверила сердцем, и эта уверенность спасла меня, может быть, от могилы, к которой я уже была близка. И теперь я нарочно пришла к вам, чтобы просить вас подтвердить ваши радостные для меня слова. Скажите мне… Заклинаю вас всем святым для вас!.. Скажите, правда ли это?

И она с невыразимой тревогой устремила свой пылающий взгляд на лицо Алексея Михайловича.

Но Долгорукий ответил не сразу.

В то мгновение, когда Алексей Михайлович увидел княжну Анну, радость его была так сильна, что он на минуту забыл все свои мстительные помыслы, что даже та жгучая страсть, которою он пылал всё время к молодой девушке, как бы стушевалась перед блаженством этого неожиданного свидания. Но стоило только княжне упомянуть, что она пришла совсем не ради него, что её привела только тревога за жизнь Барятинского, и тихое радостное чувство исчезло без следа, и Алексея Михайловича снова охватила прежняя непримиримая злоба, снова проснулась дикая страсть.