Валентин Рыбин - Азиаты

— Отец, прости меня за мягкосердечие, но я поступил, как того требоват мой разум. Когда ты выехал из Кучана с влйсками, я приехал в Мерв и тоже поднял в седло двадцать тысяч всадников , чтобы наказать Нурали-хана, убившего хана Тахира, и захватившего Хиву. Но в это время в Мерв приехал с узбеками Артук-Инак и стал умолять меня не разорять хивинское ханство. Артук-инак взялся подавить восстание киргиз-кайсаков. А на хивинский престол он просит посадить сына казнённого тобой Ильбарс-хана. Приехав по твоему приглашению в Дербент, я привёз с собой и эту просьбу. Я напомню тебе, отец, о сыне Ильбарс-хана. Ты должен помнить его… Мы с ним вместе учились в мешхедской медресе! Его зовут Абул-Мухаммед…

— Да, я помню этого благородного принца. Кажется, он жил в Мешхеде десять лет и получил высшее образование.

— Именно так, дорогой отец.

— Да-да, он наш душой и телом. Немного отдохни в Дербенте и отправляйся в Хиву. Сделаешь так: на Абдул-Мухаммеда наденешь корону хивинского хана и зачитаешь мой фирман: нарекём нового хана Хивы именем Абул-гази. Артука-инака сделаешь вторым человеком в ханстве, пусть будет везирем. За нашу великую милость к сыну Ильбарс-хана и Артуку-инаку. которому суждено поднять, свой мангытский род, потребуешь от них в моё войско пять тысяч узбекских воинов… Ты доволен моим распоряжением, Насрулла?

— Да, отец, сердце твоё пышет благородством и щедростью.

— Мне ты тоже нравишься, сын мой… Но совсем не похож на тебя Реза-Кули-мирза. С ним у меня будет плохой разговор…

После беседы: со средним сыном шах приказал привести старшего. Реза-Кули-мирза вошёл к отцу при оружии. Щах распорядился снять с него саблю и отобрать пистолет. Реза-Кули-мирза мгновенно вскипел и, выхватив из ножен кинжал, хотел бросить его на пол, но генерал-адъютант шаха схватил мирзу за руку и отобрал нож. Надир-шах пришёл в негодование:

— Ты дурак, Реза-Кули! Таких дурных сыновей, как ты, больше нет во всём белом свете! Уведите его и поставьте стражу!

— Ваше величество, прикажете в зиндан?

— Посадите в палатку, рядом с моей…

Реза-Кули-мирза смирился и стал ждать своей участи. Днём он спал, по вечерам пел заунывные песни. Надир-шах слышал его голос и терзался мыслями, какое наказание избрать для сына. Через несколько дней он направил к Резе-Кули-мирзе муллу-баши и сипахсалара Закия-мирзу, чтобы они ласковыми словами вырвали у него признание в покушении на шаха. Выслушав их, Реза-Кули-мирза закричал не своим голосом:

— Он обличает меня в злодействе, а сам подослал ко мне двух евнухов! Разве так поступают хорошие родители?!

Надир-шах, слыша всё это, ворвался в палатку:

— Выколите этому негодяю глаза — я приказываю!

Сипахсалар отправился за палачом, но пока он ходил, Надир-шах немного остыл:

— Ладно, с сыном, пока подождём… Идите к Лютф-Али-хану и ослепите его.

Палач с провожатыми отправились к шахскому шурину и, не мудрствуя, вонзил ему две раскалённые иглы в глаза.

Все думали, что Надир-шах на этом успокоится, но гнев его только набирал силу. Вновь он отправил палача в палатку к сыну, чтобы ослепить его. Реза-Кули-мирза подумал, что отец послал его ещё раз напугать, закричал в гневе:

— На, шантан, вот мои глаза!

Палач хладнокровно ткнул иглу в один глаз. Мирза закричал:

— Отец, что ты делаешь, я погиб!

Голос старшего сына долетел до Надир-шаха, но не дрогнуло его сердце. Палач выколол и второй глаз. Сын, исходя воплями, потерял сознание. Шах взглянул на изувеченного сына и, ещё больше зверея, приказал арестовать всех вельмож. Через несколько дней начались казни. И не прекращались до тех пор, пока последний царедворец не закачался на виселице, сбитый ногой палача с высокой стены Дербента.

Расправа с сыном и царедворцами не убавили у повелителя Персии гнева. Трупы висельников ещё раскачивались над стеной дербентской крепости, когда Надир-шах принял с верительными грамотами русского посла Голицына. Князь и толмач Братищев с небольшой свитой жили в домике Петра Великого. К нему приехал мирза Джелюль и бесцеремонно оповестил:

— Его величество солнцеликий шах-ин-шах пожелал видеть тебя — собирайся. Я тебя представлю Надир-шаху…

Голицын сам себе голова, не привыкший подчиняться «кому попадя», неторопливо стал одеваться и тем рассердил Джелюля.

— Верно говорят о русских, что они ленивы и неповоротливы! Поторопись, не то придётся тебе ждать целый месяц, прежде чем ты отдашь солнцу царей свои грамоты! — вскипел Джелюль, вскочил в седло и ускакал вверх по узкой улочке Дербента.