Сергей Мосияш: Александр Невский

В день этот торжественный княгиня Феодосья Игоревна сама решила причесать своего младшенького, Александра. Девок сенных и близко не допустила. Одна только Прасковья, любимица и ровесница молодой княгини, была около.

— Дозволь, Феодосья Игоревна, мне напоследок наше солнышко красное причесать.

— Вот то-то и оно, что напоследок, — вздохнула княгиня. — Сама управлюсь.

Три года назад, в 1220 году [1] Александр Ярославля родился в 6728 году по древнему летосчислению, которое велось «от сотворения мира». Для перевода на современное летосчисление («от рождества Христова») следует из древней даты вычесть 5508. Все даты в книге приводятся по современной хронологии. , родила она этого мальчика. Как хотелось княгине, чтоб вторым ребенком дочь была: господь опять сыном одарил. Что греха таить, поначалу не любила она его. Волосы черные, кожа темная, весь в бабку свою, осетинку по батюшке. Но кровь родная свое взяла, полюбила его еще пуще первенца Федора. Не успела насмотреться, нарадоваться, ан три года и минуло водой текучей. Отдавать надобно чадо дядьке-кормильцу, который воспитывать его станет да учить делу мужскому, ратному.

Охо-хо! А чадо радуется. Не ведает, глупое, что ждет его впереди жизнь тяжкая, опасная.

Уж Феодосья-то Игоревна знает, каково князем быть на Руси. Стеречься надо не только врагов, но и брата родного.

Охо-хо! Эвон свадьба ее с Ярославом Всеволодичем, куда радостней да веселей праздник, а и то кровью княжеской дорога к нему полита. И кем? Родным дедом ее, князем рязанским Глебом Владимировичем. Дабы власть свою укрепить, созвал Глеб на совет семерых князей с боярами, а сам тайный приказ отдал слугам. Ворвались те в шатер, где князья пировали, да и перебили всех до единого. Вот уж истина: ныне в чести, завтра во гробе.

Охо-хо. Пять уж лет тому, а вспомнит княгиня, и от страху сердце заходится. Хотя именно там и встретила она суженого своего, примчавшегося садить на Рязанский стол брата ее, Ингваря Игоревича.

— Ах ты, чадо мое милое, — шепчет ласково Феодосья Игоревна сыну, и слеза по щеке у нее катится. Жалко ей ребенка, страшно за него.

— Феодосья Игоревна, — кричит от окна Прасковья, — колесница у терема!

И хотя от дворца в собор можно по верхнему переходу пройти, но сегодня день особенный: только на колеснице к собору подкатить надобно.

Как ни печалилась княгиня в светлице, а из терема на крыльцо к народу вышла с лицом приветливым, улыбчивым. Пусть знают, праздник большой у князя — пострижение сына его, Александра Ярославича. Вот он — виновник торжества — стоит рядом с княгиней. На нем кафтанчик зеленого атласа с золотым узором, такая же шапка, соболем отороченная. Червонные портки и сапожки легкие желтого сафьяна. Волосы черные до плеч волнами спадают. Не княжич, а икона писаная.

А народу на княжьем дворе что на торжище: бояре, гридни [2] Гридни — телохранители князя, дружинники. , тиуны [3] Тиун — судья, местный управитель. , милостники [4] Милостаик — любимец, пользующийся милостью господина. . И все званы на праздник самим Ярославом Всеволодачем, и всех не только сытное угощение ждет, да меды хмельные, да веселье, но и подарки богатые. Знают они: Ярослав Всеволодич щедрый хозяин, широк душой. В лучших платьях своих все съехались. Даже челядь [5] Челядь (чадь) — холопы, слуги. княжеская сегодня щеголяет в новых однорядках [6] Однорядка — долгополый кафтан без ворота. . Загодя сам князь строго повелел, чтоб в сей день ни один не явился на дворе его в холщине или, упаси бог, в лыченцах [7] Лыченцы — лапти. . Коли нечего надеть — сиди на печи, не срами князя.

И на обряд пострижения он позвал не какого-то там священника, а самого епископа Симона — бывшего игумена Рождественского монастыря из Владимира. Пусть он своей высокой рукой благословит сына Ярославова. Владыка вчера еще приехал в Переяславль и ждет уже княжича в соборе святого Спаса.

Только села княгиня с княжичем в колесницу, застланную дорогими коврами, как ударили колокола соборные. И поплыл звон их торжественный над полями да весями [8] Весь, веска — село, деревня. окрестными.

От суеты, шума, криков совсем закружилась голова у княжича. От счастья и страха замирало сердце. Онемел мальчик: ни слова сказать, ни головой кивнуть.