Александр Бруссуев - Не от мира сего

Но Илейко не нужны были змеиные упущения и промашки, буде такие в наличии. Он шагнул назад, в изготовленную заранее нишу, как раз способную укрыть его от любой попытки достать огромной лапой. Они еще успели посмотреть друг другу в глаза: Дубыня и человек. Усыня и Горыня тоже смотрели куда-то, но на них, на всех, у Илейки глаз не хватало. И тогда лив ударил своим костылем прямо в середину подошвы, как раз между всеми растопыренными в разные стороны когтистыми пальцами.

Это было не только больно, но и неожиданно. Горыныч извернулся в воздухе и устремился ввысь. Но не тут-то было. Подлый костыль выпустил из своего жала, прошедшего насквозь, какой-то упор и намертво сцепился с ногой. Великого Змея так дернуло, что раненная нога чуть не оторвалась. Оказалось, что костыль был привязан толстым жгутом веревки к самой скале, которую пошевелить даже такому монстру было не под силу. Горыныч зашипел в бессильной ярости и изрыгнул на человека поток огня сразу из трех глоток. Точнее, он пытался попасть в лива, но тот подставил под огненную стену свой сколоченный из дерева щит, затрещавший под натиском пламени. Однако напор был столь мощным, что Илейку отбросило вместе со щитом в воду.

Воспользовавшись тем, что враг пропал из виду, Змей попытался сесть на землю, используя одну ногу. Он покачался немного из стороны в сторону, как пьяный, понапрасну махая своими крыльями, но удержать равновесие не получалось. Понятное дело — это только аисты умеют делать, да еще загадочная птица выпь. Тогда он зашипел куда-то в сторону неба, словно жалуясь, преисполнился ярости и опять же, силой всех своих трех луженых глоток брызнул огнем на соединение ноги со скалой, то есть на привязь.

Пламя высушило всю землю вокруг себя, выжгло в норках всех жучков-паучков, но именно в этом месте располагалось кривая и косая железная цепь, которую столь любовно смастерил Илейко. Он предполагал, что чудовище возжелает прибегнуть к силе своего внутреннего огня и, притом, именно на этом участке, если судить по габаритам твари. Итак, цепь не поддалась, а Горыныч снова заметался на привязи, как воздушный змей под сильным током воздуха.

Той порой время для развития эффекта внезапности было потеряно: с одной стороны огибал озеро настроенный решительно Святогор, потрясая своей булавой, здесь на сушу выбрался мокрый, как мышь, Илейко с обугленным щитом наперерез. И Великий Змей принял единственное решение, кажущееся ему наиболее верным: он плюхнулся наземь на брюхо, изготовившись к бою. Тем самым он обрек себя на потерю своего главного козыря: маневренности.

Этим не замедлил воспользоваться лив. Приняв на свой черный щит очередную порцию огня, уже несколько хилее, чем прежние, он подсел под крылом твари, пытающейся нанести удар, и, к ужасу прочих голов, прыгнул на шею Усыни. Да так ловко у него это получилось, что через несколько мгновений, пока Змей пытался встать на свою ногу и взмыть в воздух, чешуйчатая голова оказалась в зоне досягаемости богатыря. Прочие головы раздули щеки, но вовремя одумались: так можно было спалить и братца к чертям собачьим. Этой краткой паузы хватило, чтобы Илейко, сцепив ноги в замок на змеиной шее, нанес резкий и чудовищный по силе удар своим скрамасаксом в нижнюю челюсть монстра. Выпад был столь силен, что голова Усыни оказалась пронзена насквозь, острие кинжала вышло наружу где-то около глаза.

Боль была так сильна, что все тело гиганта содрогнулось, и оставшиеся братья, зашипев положенные в таких случаях слова, попытались цапнуть человека своими зубами и оторвать ему голову. Но Илейко этого ждать не стал, он прыгнул на землю, отбежал на некоторое расстояние и дернул за привязанную веревку. Нога Змея выгнулась в обратную сторону, и тому это очень не понравилось. Он попытался опереться на крылья, но тем самым скрыл от себя из виду подвижного и быстрого человека.

Выпущенный огонь вскользь пришелся по мокрой спине лива, не создав тому каких-нибудь неудобств. Зато позволил человеку прыгнуть на широкую спину Горыныча и ударить в основание всех трех шей своим могучим кулаком. Там как раз и располагался тот орган, что образовывал из клокотавшей внутренней ярости всепожирающий огонь. Конечно, вырабатываться он мог не безгранично, к этому моменту изрядно оскудел, но все равно был в состоянии причинить очень много неудобств: например, сжечь брови, впрочем, вместе со всеми прочими волосами и кожей лица. Илейко еще в первый вечер знакомства с чудовищем обратил свое внимание на багровый отсвет под чешуей монстра.